Простые истины - Андрей Александрович Васильев

собственного мнения просто вышибали Олега из седла. Настолько, что пару раз он даже подумывал о том, что, наверное, пора сворачивать это шапито и, не мудрствуя лукаво, как и прежде составлять компанию Славяну в его общении с женским контингентом, обучающемся в медицинских и педагогических учебных заведениях. Так и проще, и, кстати, веселее.

Во-вторых, ко всему прочему она оказалась девочкой из хорошей семьи. Выяснилось это совершенно случайно, когда после нескольких свиданий, заключающихся в походах кино и кафе, она затащила Олега к себе домой. На улице как раз дождь разошелся не на шутку, вот он и согласился.

Родителей дома не оказалось, но выводы сделать было несложно. И четырехкомнатная квартира на Малой Бронной, и обстановка в ней, и картины на стенах, и пианино Bösendorfer говорили сами за себя.

Кстати, именно тогда Олег окончательно понял, что этой девочке в их с Баженовым холостяцком гнездышке делать точно нечего. Не того полета пташка. Плюс ему стало совсем непонятно — на что он ей сдался? Ладно ее служба в милиции, тут реально придумать обоснование. Может, она с детства о ней мечтала или родитель сказал, что для дальнейшего роста надо на государевой службе хоть год отработать.

Но он-то тут при чем? Ей куда больше подойдет мальчик из хорошей семьи, с фамилией Фельдман или Берштейн, но никак не Олежка Ровнин из Саратова.

И все же эти странные отношения, в которых одна сторона не понимала, зачем они вообще нужны, а вторая только и делала, что удивляла первую своим упорством в желании их сохранить, длились уже несколько месяцев.

— У нас отдел маленький, все друг за друга переживают, — ответил Олег собеседнице, перехватив массивную телефонную трубку поудобнее. — Маш, ты говори, чего хотела, да я пойду. Дел еще — как у дурака фантиков.

— Сегодня к восьми вечера жду тебя в гости, — сообщила ему девушка. — Отказ не принимается. Родители желают с тобой лично познакомиться.

Ровнину очень хотелось ответить, что-то вроде «а я с ними нет», но делать он этого не стал. И воспитание снова подвело, да статус папы не предполагал того, что о нем какой-то лейтенант так отзываться станет. Родитель Маши и при перестройке неплохо себя чувствовал в должности декана довольно престижного вуза, и сейчас тоже, правда, теперь в качестве одного из функционеров средней руки партии «Родина», которая на недавних выборах забрала большинство мест в Государственной Думе.

Впрочем, сути вопроса это не меняло. Одно дело с Машкой время от времени спать, другое — с ее стариками знакомиться. Это уже явный перебор.

— Не могу обещать, — твердо заявил он. — И не надо так вздыхать в трубку. Ты знаешь, кто я и чем занимаюсь.

— Я не вздыхаю, — осекла его Маша. — Не льсти себе. Простыла просто немного. Что до остального — не сможешь в восемь, так приходи в девять. Ничего, этикет позволяет.

— Ты меня не слышишь.

— Почему, слышу. И ты меня — тоже. Все. Жду.

И она повесила трубку. Олег сделал то же самое, а после задумчиво выбил пальцами дробь по столу.

— Что ты, молодец, невесел? — осведомилась у него Ревина, которая, не особо скрываясь, с интересом выслушала весь разговор. — Что ты голову повесил? Не хочешь с мамой-папой девочки знакомство сводить?

— Не-а, — честно ответил юноша и глянул на телефонный аппарат. — Менять его, конечно, надо. Не дело, что любой желающий слышит все, что в трубке говорят. Ладно, если свои, как вот ты, например. А если нет? Если враг?

— Что у нас в здании менять не надо? — резонно осведомилась у него Елена. — Только денег все равно нет. Ладно, ты лучше скажи — просто продинамишь сегодняшнее мероприятие?

— Думаю, да, — подтвердил молодой человек. — И лень, да и просто не люблю я все эти смотрины. Вопросы дурацкие, взгляды оценивающие… Мне дома этого хватило. Мама то и дело каких-то дочек своих подруг к нам водила, будто я сам себе девушку не могу найти. Жутко унизительно! Плюс там родители непростые. Мама в консерватории преподает, папа в Госдуме сидит. Где они — и где я?

— Это да, — покивала Ревина. — Но я бы на твоем месте пошла.

— Аргументируй.

— Во-первых, наверняка там можно хорошо пожрать, — загнула один палец девушка. — Ты горячее когда в последний раз ел?

— Позавчера, — подумав, ответил Олег. — Мы с Баженовым курицу-гриль купили.

— Вот. А тут домашнее. Во-вторых, эта девочка, насколько я поняла, сильно настырная, значит, рано или поздно она тебя дожмет. Можно, конечно, просто с ней разойтись, но ты, я так понимаю, к этому не стремишься?

— Не знаю, — Олег уселся на стул верхом, — сам не очень понимаю пока.

— Тем более. Может, ты так ее старикам не понравишься, что они сами вынудят ее с тобой расстаться. И решение за тебя примут другие люди, и себя тебя упрекнуть не в чем.

— Резонно.

— И особо там не мудри, — добавила Елена. — Не надо включать Баженова, ни к чему всякие банальности вроде сморкания в скатерть или матюгов по поводу и без повода. Просто будь самим собой, этого хватит.

— Как-то неприятно твои слова прозвучали, — нахмурился Олег. — Я настолько неотесанный, что мне даже притворяться не надо?

— Не неотесанный ты, а непонятливый, — вздохнула Ревина, — но я уже к этому привыкла.

В этот момент хлопнула входная дверь и в здание вошел промокший Францев.

— Льет точно из ведра, — пожаловался он подчиненным. — Два шага от машины до крыльца прошел — и насквозь!

— Так осень, — высунулся из стены Тит Титыч. — В Москве завсегда так по октябрю. Три дня вода льет, три — ветер свищет, а там, может, солнышко ненадолго покажется. А после — сызнова дожжь.

— Умеешь приободрить, — оценил его слова начальник. — Морозов с таможни не возвращался?

— Не-а, — ответила Ревина. — Звонил, сказал, что там вообще непонятно, кто за что отвечает, потому раньше завтра его не ждать. Плюс там случилось что-то, но детали он не рассказал.

Саша еще с утра отправился на один из терминалов, через который, предположительно, в страну то и дело поступали проклятые вещи из числа особо проблемных, наладил кто-то из зарубежных коллег вот такой утилизационный канал.