Личный демон для Мин Джихо - Эмма Рид Джонсон

несовершеннолетних подростков, которые только-только дебютировали? Разве это нормально?

– Нет, – одновременно с Ёнхёном сказали мы, даже Сом И покачал головой.

– Именно! А среди обычных людей? – не унималась она. – Девушки, которые выбрали карьеру, – ужасные, но при этом обязательно нужна идиотская вышка, чтобы что? Чтобы я потом безвылазно варила рис, стирала его грязные трусы и нянчилась с ребенком, но зато он мог бы хвастаться своим коллегам-друзьям, какая я клевая?! Ну уж простите, пошел он! И никакой ведь карьерной лестницы для девушек! Где деньги зарабатывать? В к-поп индустрии? Это же сплошное рабство, будто ты не человек, и срать тебе нельзя: посмотрела на парня из другой группы – шлюха, сделала пластику – лицемерная, не сделала – уродина, продвигаешь феминизм – умри. Вот вам и самоубийства среди них!

Я забрал у Хаюн под и сам задымил. Мне ответить было нечего. Сказала как отрезала, и все тут.

– А еще эти убогие неудачники, которые начинают ныть, что женщины не служат в армии, как они! – Она иронично хохотнула. – Видите ли, это портит их никчемную карьеру. Зато они забывают о том, что нам не доплачивают и даже на работу принимают с недовольством: ты же женщина, родишь, перерабатывать будет сложно, ведь тебе к ребенку надо! Нам вообще в этой стране хоть что-то можно делать, чтобы не лилось повсеместное осуждение? – Она налила нам всем еще по порции, но, не дожидаясь, выпила свою раньше. – Да, спасибо за то, что всякие извращенцы теперь не могут фоткать мой зад, но что вообще в мозгах у этих сталкеров, которые ставят камеры в унитазах? Есть ли хоть что-то, что мужчины бы не портили?

Мы промолчали.

– Короче, ненавижу это все! За тату меня тоже многие осуждают, знаете ли, а еще у меня не V-образное лицо, поэтому многих это бесит. Бесит что?! Что я родилась с другой формой челюсти? Идиоты…

– Лукизм цветет и пахнет, – выдохнул я.

– «Ой, у тебя нет двойного века», «ой, я слишком толстая, поэтому буду есть бананы и кофе, чтобы понравиться ему», а потом у них проблемы со здоровьем, РПП и куча всего еще. Только ведь это никого не волнует. Ты должна быть идеальной, и все тут! Милой, робкой, послушной, умной, обязательно красивой, делать мужу массаж пяток каждый вечер и рожать, потому что в стране демографический кризис.

Обиженная на мирскую несправедливость, Хаюн скрестила руки на груди и откинулась на спинку стула. Дышала она тоже тяжело, все-таки выговорилась на славу. Щеки у нее раскраснелись не только от выпитого, но и от злости, до сих пор бурлящей в ее хрупком теле.

– Я тоже не плейбой в этом прогнившем мире, а вот ты, Ёнхён, мог бы им быть. – Я поднял стакан и выпил. – За дискриминацию!

– Уж не знаю, комплимент ли это, но допустим. – Ёнхён выглядел удивленным тирадой Хаюн. Он повернулся к ней и произнес: – Не воспринимай это за сексуализацию, но вообще ты красивая, а еще, что, на мой взгляд, важнее, – харизматичная и сильная. Крутая.

– Я знаю, – фыркнула она. Посмотрела на часы помутневшим взглядом и, нахмурившись, начала собираться. – Ладно, мне пора.

– Ага, мне тоже, – солгал я, потому что дел никаких у меня не было. Просто с Ёнхёном оставаться наедине не хотелось. – Приятно было познакомиться. – Из вежливости я протянул ему руку. Он посмотрел на меня как-то хитро и пожал ее в ответ. – Хорошего всем вечера. Тебя, может, проводить? – Тут я уже обратился к подруге.

– Не. – Хаюн махнула рукой на прощанье. – Йонг уже подъехал, тут недалеко.

– Хорошо, но все равно отпишись, как сядешь в машину.

– Понято плюс принято. – Она натянула капюшон толстовки, торчащей из-под куртки, на голову и двинулась в сторону той самой мусорки, которая частично проглядывалась в темноте.

С Ёнхёном еще раз прощаться не стал. Просто молча пошел в сторону дома, периодически поглядывая назад, чтобы удостовериться, что он не идет следом. Вернувшись в родные стены и еще даже не разувшись, я повернулся к Сом И и серьезным тоном спросил:

– Он же не человек, да?

Сом И кивнул.

Очередной день в цирке

Прищурив один глаз, я зачарованно катал меж пальцев рисинку, о чем-то думая. На самом деле в моей голове царила тотальная тишина, и я просто отлынивал от работы всеми известными способами – обычно бездумно пялился на витрину, но сегодня настроения смотреть на еду не было.

– Бли-и-ин, и вот че делать-то теперь, – причитал мой сменщик, ковыряясь в телефоне. – Нет, ты только подумай, какая будет катастрофа, если сайт не восстановят…

– Ну… – Я сочувственно пожал плечами, но так медленно, будто просто пытался лениво размяться. – Придется на улицу выходить.

– Да это же совсем шляпа будет, и так все боятся друг друга, а тут легавые быстро всех вязать начнут.

С Чжиыну я работал пятый месяц. Когда-то этот низкорослый тощий парень был моим личным сонбэ, который обучал всем местным премудростям и вырастил из глуповатого стажера вполне себе нормального работника. Точнее, такого, на которого сваливали едва ли не всю работу.

«Хубэ[13], иди на кассу», или «Джихо, ты что, не видишь, что им на линии нужна помощь?», или «Хубэ-э-э, с тебя витрина, и не делай мозг, у тебя отлично получается, так что ноги в руки – и вперед».

Проблема состояла в том, что обычно мне приходилось делать все одновременно, и, пока я пытался справиться с наплывом обязанностей, меня не забывали пожурить за отсутствие улыбки на лице.

– Блин, будет забавно, если и сам начну на улицу выходить, ха-ха…

– Ты по тюрьме соскучился? – Я удивленно вскинул брови и таки перевел взгляд на него. – Ты хоть годик побудь на свободе.

Главной проблемой Чжиыну было то, что он заядлый фанат запрещенки. Не из тех, кто не сможет вспомнить в конце дня свое имя, но нюхать он любил и вполне мог отдать последние деньги на что-нибудь увеселительное.

На самом деле, он был старше всех в кафе. Ему стукнуло чуть за тридцать, но он вел себя скорее как мой ровесник – сказывались годы, проведенные за решеткой, потому что Чжиыну был зависимым со стажем, и однажды легавые действительно его повязали и упрятали в тюрьму лет на восемь. На ошибках он особо не учился, хотя сам факт того, что Чжиыну все еще был на свободе, говорил об обратном.

– Блин, но так ваще по всей стране, понимаешь? – Чжиыну поднес руку ко рту и