С мейсе Райкконен что-то не так - Анна Ледова

ну как испугается и всё же сам обратно в участок попросится? – И что, правда, не боишься?

– Так ведь здоровски же! – расцвёл он. – Живи – не хочу! И не прогонит никто! А точно никто из хозяев не вернётся?

– Точно, – буркнула я. – Не в ближайшую пару лет.

– Вот так красотенюшка!

Сиротка в противовес своему горькому статусу оказался непробиваемым оптимистом. Терпеть таких не могу. И вот что с ним делать? На горшок-то он ходить умеет, надеюсь.

Призраку Фрэнки я пообещала анонимно пополнить муниципальный счёт на содержание дома, а то не ровён час явятся приставы и опечатают магией моё тайное убежище за неуплату земельного налога. Кухарка Мора накопала прошлогодней картошки, проворчав, что даже овощам в земле спокойно лежать не дают. Но приготовила вполне съедобное пюре на укропной воде. Завтра утром схожу на рынок, закуплю продуктов. На некие гипотетические средства мальца я, конечно, не рассчитывала, да и не обеднела бы от лишнего рта, но он удивил. Сам вывалил мне на колени своё богатство из чистого носового платка – целую россыпь крохотных эрба-кристаллов.

– В приюте за отхожей ямой проклюнулись, – скромно поведал он. – Вот несчастной сиротиночке компенсация и вышла за страдания. Ты уж меня, тётенька Уна, не обижай, ладно? Я халосый.

Закатив глаза, я только покачала головой. Свалилось же недоразумение на голову… За что вот только? Не за извозчика же, в самом деле. А за то, что доступ к непростому дому получила, мне ещё и завтра обратка прилетит.

– Ладно, спать иди, – смягчилась я. – Утро вечера мудренее. Если ползающую тварь с щётками под кроватью увидишь – не ори. Горничная это такая. Горничный, точнее. Да и вообще…

– А мне, тётенька ведьма, с тобой вообще ничего не страшно, – он вдруг порывисто подбежал и обнял меня тонкими ручонками. – Я ж тебя почти люблю уже. А ты когда меня усыновишь? Завтра?

– Брысь, ушлёпок, – неуверенно сказала я: отчего-то дрогнула от его по-детски непосредственной ласки.

Кровать была мягкая, сон сладкий и волнующий, но на самом интересном моменте его всё же прервал тоненький крик. Я подскочила.

– Э! Ты чего? Кто напугал? – затормошила я перепуганного мальца, прибежав в его спальню в одной сорочке. И угрожающе заорала. – Фрэнки!.. Я кому сказала Генриетту запереть, чтобы по ночам не шастала!

Белёсый силуэт дворецкого тут же материализовался у изголовья.

– Это не я, – отчаянно залепетал он мою собственную любимую отговорку.

– Кошмар приснился, – очень серьёзно сказал мальчонка, сев на кровати. – Не ругайся на дяденьку Фрэнки, Уна. Это правда не он.

– Да вы меня в могилу сведёте…

Я поднялась с кровати, намереваясь отправиться к себе и досыпать дальше свой сладкий сон со скуластым поганцем из заброшки. В нём он как раз запустил пальцы в мои волосы, притягивая к себе…

Да господи ты боже! Поганец?!..

И это недоумертвие туда же! Да когда же меня все оставят в покое?!.. Но мелкий вдруг неожиданно вцепился ледяными пальцами в мой локоть.

– Уна, пожалуйста… Побудь со мной ещё немного.

В его серьёзных глазёнках был настоящий страх. Или боль. Но точно никакого притворства. Да чтоб тебя, сиротиночка… Я села обратно и прижала его головёнку к груди, убаюкивая. Малец постепенно расслабился, перестал дрожать. И сам обнял холодными ручонками. Незаметно я заснула там же.

А утром прилетела обратка за дом.

– Тётенька Уна! Я тебе завтрак принёс! – плюхнулся на кровать мальчонка. – Только я сам готовил, а то тётенька убоище трупный яд занести может. Как её вообще в кухарки взяли?.. Или она сначала живая была, а потом померла, а контракт теперь закрыть некому, раз она сама хозяев сожрала?

– Не дави на живот, паршивец, – сквозь зубы процедила я. Очень хотелось по нужде.

– Я сам на рынок сбегал! – хвастался Теодор. Нет, ну назвал же кто-то… – Во, глянь, тут и кофе, и хлебушек свежий, и колбаска… Или водички хочешь? Винишка-то ты перед сном хряпнула знатно, мне тётенька убоище пустую бутылку показывала…

– Малец, отвали, – деревянным голосом попросила я. – Лучше разыщи Генриетту. Это такая… ну… девочка… Под потолком в какой-нибудь тёмной комнате прячется. Мохнатая вся. С шестью лапами.

– Тётенька Уна… – озабоченно спросил мальчик. – А что с тобой? Почему у тебя глаза не двигаются? А только губы?

– Выпорю, – жалобно простонала я. В уборную хотелось всё сильнее. – Малец, уйди, пожалуйста. Сейчас же.

– А тебе удобно так лежать вообще? – усомнился Теддичек. – Рука не затечёт? Чем пороть-то меня будешь? Давай-ка я тебя подвину…

– Да свали ты уже! – со всхлипом прорвалось моё бессилие.

– Огогошеньки… – округлил глаза малец. – Тётенька ведьма… Ты чего это… Пошевелиться, что ли, не можешь? Вообще вся затекла? Так это не я! Я лёгкий, я не мог тебе ничего отдавить! И вообще – ты сама тут спать осталась! Вот так схватила в охапочку и как давай храпеть!

– Идиот. Я тебя успокаивала вообще-то, – всхлипнула я. – А то орал посреди ночи. И не помнишь уже, поди…

– Помню, – посерьёзнел мальчонка. – Ведьма, так ты чего… Действительно пошевелиться не можешь?

– У-ууйди, а! – заревела я.

– Во дела, – почесал он подбородок очень естественным жестом, будто бы там могло что-то расти в таком нежном возрасте. – И по нужде, поди, хочется? Винишка-то столько выжрать…

– ВОН!!.. – заорала я сквозь слёзы.

Я действительно не могла пошевелиться последние два часа, с момента, как проснулась. Прилетело так прилетело…

Малец убежал. А вернулся с фланелевой пелёнкой и убоищем Морой. Совсем чуть-чуть опоздав. Я крыла матом обоих, орала, но выгнать их так и не смогла.

– А ведь я могла бы так же недвижно лежать в могиле под корнями хромашек, – с укором сказала кухарка и ловко переменила постель, подложив мне пелёнку. – А вынуждена топтать бренную землю.

– Не по адресу претензии, – пробурчала я. – С Фрэнки спрашивай. И ты чего это наверх поднялась? Я думала, ты выше первого этажа не ходишь, чтобы поближе к земле быть.

– Тётенька Мора добрая. Это я её попросил, – пискнул малец. – А то сам не справлюсь тебя ворочать. Маленький я ещё.

– Ма́ричек меня закопать пообещал. Когда подрастёт. Хороший мальчик.

Покойница ушла, а у меня до сих пор от стыда щёки горели огнём. Малец уселся на кровать и навис сверху, вперившись в меня любопытными глазёнками. Я даже взгляд не могла отвести.

– Ты, тётенька ведьма, не переживай, – бодро сказал он. – У меня бабка перед смертью тоже себя не контролировала. Ниже пояса все отказало. Всех сиделок прогнала, только мне и верила. Так что я обращение знаю. И пролежни размять могу, и пелёнку сменить. Ты ж