Смотритель - Олег Васильевич Северюхин

это как скажет наша партия и наш Вождь, — дал я уклончивый ответ.

— А кто у нас вождь? Тов. Л (У) умер шесть лет назад, — сказал секретарь, показывая себя колеблющимся коммунистом.

— Мне кажется, — сказал я металлическим голосом, не предвещавшим ничего хорошего, — если вы не знаете, кто у нас Вождь, то есть люди, которые вам втолкуют не только его имя и отчество, но и его биографию от первого до последнего слова.

Секретарь побледнел и сказал:

— Лекция неплохая, но тезисы с нашими комментариями мы отправим в губком (губернский комитет) партии на утверждение и потом сообщим результат.

Ответ из губкома пришел через две недели.

На фирменном бланке с угловым штампом было написано:

Тезисы лекции не раскрывают суть поставленной цели, но они не противоречат генеральной линии нашей партии и поэтому могут быть рекомендованы для чтения опытными лекторами в трудовых коллективах и в сельских поселениях. Главное — не убедить, а посеять семена прозрения для несознательных элементов в среде крестьянства, рабочего класса и трудовой интеллигенции. О действенности агитатора тов. N подготовьте аналитическую записку для изучения опыта. Первый секретарь губкома Селезнев.

Добро на чтение лекций дано. В наробразе мне оформили командировку для чтения лекций в восьми волостях. Волости — это по-старому, по-новому это сельсоветы, хотя суть от этого не меняется.

Всего в волости одна деревня или сельцо, пара хуторков да нарезанная для коллективной обработки земля. И власть волостная — председатель сельсовета и председатель колхоза, и каждый тянет одеяло в свою сторону.

У председателя колхоза сил больше, потому что у него парторг по штату есть, который может подойти к председателю сельсовета и сказать:

— Ты что, против линии партии выступаешь?

Ты давай, давай, давай,

Газетки, друг, почитывай,

А ты давай, давай, давай

Меня перевоспитывай.

Вечером в сельский клуб собралось человек тридцать мужиков. Сели степенно по лавкам. Задымили самокрутки. Бабы сели вдоль стенок, пощелкивая семечки и сплевывая шелуху в кулачок. Давай, лектор, просвещай, да недолго, завтра чуть свет вставать.

Про генеральную линию партии слушали сосредоточенно, но заметно оживились, когда я начал рассказывать о том, кто будет жить в коммунистическом обществе.

Встал один мужик с бородой и говорит:

— Я вот неграмотный вообще, беден как сокол, дома семеро по лавкам сидят, неужели и меня со всей фамилией в коммунизм возьмут? А ведь и не коммунист я.

— На то и коммунисты сюда посланы, — сказал я, — чтобы подготовить каждого: имущего и неимущего, кроткого и не кроткого, милостивого и не милостивого, чистых сердцем и с темными замыслами, чтобы вы и дети ваши жили в коммунизме.

— А работать в коммунизме надо будет? — спросил один мужичок из первых рядов.

— Надо будет работать еще более активно, — ответил я, — чтобы жизнь наша улучшалась.

— А вот я помню, — сказал хитренько тот же мужичок, — что в церкви батюшка наш говорил почти то же самое. Что всех нас, кто этого достоин, ждет царствие небесное. Так чем же коммунизм отличается от царствия небесного?

— Почти ничем, — улыбнулся я, — только одно на небе, а другое на земле.

— И там все будут такие же, как ангелы? — не унимался мужичок, вероятно, сельский говорун и балагур. Такие и садятся поближе к лектору, чтобы в нужный момент ущучить его.

— Все не могут быть ангелами, — твердо сказал я, — из падших ангелов получаются демоны. Чем меньше их будет, тем больше ангелов будет на земле. Быть ангелом не обязательно, нужно быть просто человеком и исполнять моральный кодекс строителя коммунизма.

— Вот, лешак тебя задери, — раздалось из задних рядов, — ну чисто сказку нам рассказываешь. А когда этот коммунизм будет построен?

— Честно скажу — не скоро, — сказал я. — Сначала нужно решить триединую задачу: построить материально-техническую базу, воспитать нового человека и стереть различия между городом и деревней.

— Неужели и мы в деревне будем жить как в городе? — раздался женский голос.

— Даже лучше, — обрадовал я всех. — Многие городские жители будут стремиться в деревню, чтобы чаще видеть раздолье нашей земли и прикоснуться к ее живительным корням.

— Поприезжает городских, нам шагу ступить некуда будет, — недовольно сказал степенный мужик с окладистой бородой.

— Так ты и сам будешь такой, как городской, — рассмеялся я, — о себе, дядя, говоришь.

— А вот у меня, человек хороший, рука не двигается, — сказал бородатый. — Как контузило в империалистическую, так и обездвижила. И доктора ничего сделать не могут. Может, посмотришь руку-то?

— Посмотреть-то я посмотрю, — сказал я, — но я же не доктор и ничего сделать не смогу.

— Ты просто посмотри, мил человек, — сказал бородач, — может и у меня будет так же как с той девчонкой в городе.

Кто-то уже разнес тот случай. Вот и средства массовой информации — народная молва намного быстрее и эффективнее всех пропагандистов.

Делать нечего. Подошел к мужику. Взял его руку. Внешне не повреждена, но мышцы атрофировались без движения. Нужно двигать рукой, а не получается, потому что заторможен центр в голове, который отвечает за движения именно этой руки.

— Сгибай руку, — твердо и по-командирски сказал я.

— Не могу, — отвечает мужик.

— Через не могу, — твердо сказал я. — Закрой глаза и скажи себе: Я согну эту руку.

Мужик закрыл глаза, напрягся и вдруг рука чуть двинулась. Все так и ахнули. Мужик тоже себе не поверил. Попытался рукой двинуть, и она немножечко двинулась.

— Вот видишь, все может человек, — победно сказал я. — Будешь тренировать руку каждый день и через месяц сможешь для пробы кому-нибудь по сопатке съездить, а лучше в работу ее впряги, чтобы семеро по лавкам голодными не были.

Мужики засмеялись и всей гурьбой провожали меня до крыльца сельсовета, где мне накрыли ужин и постелили постель.

Целитель 2

Лекция в другой волости началась уж совсем необычно. На околице деревни меня встретила делегация с хлебом и солью. Председатель сельсовета махнул рукой, и подъехала телега, похожая на бричку, застеленная хорошим свежим сеном.

— Садитесь, товарищ лектор, мигом до клуба домчим, — сказал председатель.

— Давайте мы немного пешком пройдемся, — предложил я, — ноги устали сидеть на подводе.

Деревня была такая же, как и все деревни в России. Почти одинаковые рубленые дома, какие-то более ухоженные, какие-то обветшалые, крытые соломой или уже давно почерневшей дранкой. И детишки под стать домам, то ли аккуратно одетые, то ли распоясанные, как их родители. Но все это были наши русские люди, со своими порядками и со своим укладом жизни, который не смогли нарушить никакие революции и раскулачивания.

Дорога