Страшная неделя - Алёна Моденская

веки и осмотрелся. На кухне, справа от окна, в самом углу, висели занавески, а за ними виднелись какие-то потемневшие иконы. И лампадка на цепочке. Всё ещё горит, надо же. Надеясь, что священник позаботился о противопожарной пропитке для стен дома, Новиков кое-как, хватаясь за стены, добрался до раскачивающейся лампадки.

Но тут тряхнуло так, что Новиков потерял равновесие, взмахнул руками и схватился за первое, что попалось. То есть, за цепи, на которых болталась лампадка. Они резко натянулись, звякнули, но выдержали. Так участковый и повис на сверкающих цепочках, глядя вверх, на тёмные доски. Даже не разобрать, кто там. Да и ни одной молитвы Новиков так и не удосужился выучить.

Пол совсем пропал. Новиков крепче уцепился за лампадку. Глянул вниз. А там – чёрная пропасть. И из неё веяло холодом. И ноги болтались над пустотой. Откуда-то доносились шаги, как будто кто-то осторожно ступал по каменистой тропинке. Камешки шуршат под подошвами.

Рывок – и Новиков чуть не провалился вниз, во мрак. Хорошо, что звякнувшие цепочки снова выдержали. А шаги так близко, будто вокруг – не стены избушки священника, а какие-то горы с тропинками-серпантинами. И по ним кто-то взбирается, отчаянно пытаясь не споткнуться. Много людей, целая колонна. Сосредоточенно сопят. И что-то бурчат под нос.

Новиков прислушался, но голоса мурчали на разных языках. На родном Новиков смог разобрать всего пару обрывков фраз: «скресе из мертвых», «смертью смерть поправ», «щим во гробех».

Мёртвые восстают и выходят из гробов, а кто-то никак туда не уляжется. Успокоился бы уже, а то бегает по земле, людям жизни не даёт. Даже жалко его убогую измученную душонку. Боится, наверное, что его в бездну утянет. Но и там, на самом дне, оказывается, есть надежда.

Цепь щёлкнула и оборвалась. Тело сжалось, Новиков уже приготовился лететь долго и глубоко. Но просто плюхнулся на пол. По макушке остро стукнуло. По полу покатилась лампадка и разлилось масло. Новиков бросился тушить пламя, чтобы не спалить дом отца Павла вместе со всей предпасхальной компанией.

Огонёк погас, но руки, да и голова оказались измазаны ароматным маслом. Надо же, как будто розами пахнет. Это теперь священники розовым маслом лампадки заправляют?

Новиков потёр лоснящиеся ладони. Ладно, с этим потом можно разобраться. А где кол? А вон он, под столом. Новиков дополз до кола, перехватил его поудобнее. Надо же, даже не скользит. Вот и отлично. Пора выписать кое-кому пропуск на тот свет.

– Встань в очередь, – саркастично пронеслось по кухне.

– Ага, щас. Я только спросить! – И Новиков, приподнявшись на коленях, извернулся так, что скрутился в спираль. И зацепил-таки колом скользкое нечто. Всем весом навалился и пришиб к полу.

Тут же откуда-то выскочила Ядвига Мстиславовна и пригвоздила увёртливое чудовище тростью. За ней, так и не переставая читать, появился священник. Но вервач, похоже, не горел желанием отправляться на тот свет. Он извивался и перетекал по полу, как мягкое тесто.

– А ну, прекрати! – процедил Новиков, пытаясь коленями удержать жидкого упыря. Как же здорово, что все живы, и он тут больше не один.

– Погоди-ка.

На плечо Новикова легла рука, и отец Павел пробрался мимо него к столу. Он сел у места, где по логике должна быть голова монстра и положил ладонь на нечто колышущееся.

– Спасибо вам, – вдруг сказал священник. На миг дом перестал дрожать, стало так тихо, что было слышно, как малюсенькие льдинки бьются о стекло. – Спасибо, что написали эти молитвы и оставили нам. Идите с миром.

– Правильно, – спокойно произнесла Ядвига Мстиславовна. – Изыди!

Она окатила вервача водой и так мощно стукнула тростью, что стёкла звякнули. Полка с иконами дрогнула и накренилась. А потом обвалилась, и тёмные тяжёлые доски полетели на пол. Новиков подскочил и успел оттолкнуть отца Павла из-под угла киота, летевшего ему в темя. Новикова больно ударило по руке, а потом иконы с грохотом повалились на вервача, пригвождённого к полу.

– Грех-то какой! – всхлипнул отец Павел и кинулся поднимать образа. А из-под них показались старые истлевшие тряпки и тоненькая материя цвета человеческой кожи.

– Смотри-ка, ушёл-таки, – покачала головой Ядвига Мстиславовна. – Сам ушёл, надо же.

– Так он измучился уже. – Отец Павел с трудом поднялся, держа в охапке тяжёлые иконы.

– Я тут, это, цепи ваши с лампадкой оборвал, – произнёс Новиков, тоже поднимаясь. – Случайно. Извините.

– Ничего, поправим, – выдавил улыбку священник.

Новикова ткнуло в затылок, он инстинктивно отшатнулся, держа наготове осиновый кол.

– Да чего ты дёргаешься-то, – буркнула Ядвига Мстиславовна, растирая что-то между пальцами. – Розовое масло?

– А? – отец Павел не сразу понял, что вопрос адресовался ему. – Почему розовое? Обычное, лампадное. Не особо хорошее. Коптит.

Ядвига Мстиславовна хмыкнула и пошла в комнату. Новиков оставил священника прилаживать иконы на место и отправился за бабулей.

– Всё? Он ушёл, да? – тоненько спросила Зоя. Оказалось, она сжалась в комок рядом с Гаврилом, и теперь выглядела как облезлая кошечка, выглядывающая из подвала весной.

– Ушёл, – вздохнул Новиков и вдруг почувствовал, как все мышцы наконец-то расслабились. Пожалуй, впервые за всё время с того момента, как он приехал. Так легко стало, что хоть подпрыгивай и лети. – Точно ушёл.

Антон помог подняться Свете, у которой лицо от слёз покраснело и распухло.

– Да