Люцифер и семеро козлов - Андрей Лупахин

потому что в других отделах наши искатели плодов нацистской стоматологии ничегошеньки не нашли. Интересующий их экспонат находился в самом конце зала, рядом с часами графа Коккина, которые основатель Энска носил пару сотен лет назад на левой, а может быть, и на правой руке.

За стеклянной витриной стоял череп в нацистской фуражке, пялившийся на посетителей пустыми глазницами. В нижнюю челюсть кто-то, возможно, сам директор музея, вставил пять золотых зубов. Глядя на мутноватое стекло, за которым хранилось немного золота нацистов, Сеня подумал: «Часто же его протирают… а плюют, видать, ещё чаще!»

Слева от витрины на стойке была приклеена табличка, призывающая убирать за собой чрезмерно эмоциональных посетителей, которым вздумалось плюнуть в фашистские мощи. Прямо под табличкой лежала коробка с губкой, которая, по всей вероятности, насквозь пропиталась слюнными выделениями. Особой любви к рейху Сеня не испытывал, и, прямо скажем, испытывал, скорее, неприязнь, однако ему показалось глупым опускаться до уровня верблюда, плюющегося во всё, что вызывает антипатию. Тем более, зубы — это только зубы, а вовсе не сам Геббельс, в которого, конечно, можно было бы плюнуть, особенно, в живого.

Оставалось только купить один чудом сохранившийся резец или хоть коренные — на самом деле без разницы, ведь для приготовления зелья требовались не столько зубы, сколько металл, из-за которого люди убивали, предавали, обманывали и делали прочие мерзкие вещи тысячелетиями. Сеня посвятил Стикса в свой план, показавшийся бесу довольно простым, но, вполне пригодным для реализации. Они спустились на первый этаж, собираясь встретиться с директором, чтобы предложить хорошую цену за странный экспонат. Впрочем, других экспонатов в музее никогда и не было.

Билетерша, сидевшая внизу на своём месте, проводила молодого человека, представившегося коллекционером, к Павлу Сергеевичу Собирушкину — достойнейшему профессору истории, служившему в должности директора Энского музея сомнительных искусств более тридцати лет. Руководитель удивительного храма всякой-всячины как раз находился у себя в кабинете. Подойдя к обшарпанной двери, Сеня заявил о своём желании встретиться лицом к лицу тихим стуком.

— Войдите! — произнёс директор, приглашая незваного гостя, который на самом деле далеко не всегда хуже татарина.

Сеня вошёл в кабинет. За столом, заваленным документами, сидел господин Собирушкин, нажимавший кнопки на клавиатуре настольного компьютера, попутно заглядывая то ли в отчёт какой, то ли ещё в какую бюрократическую ерунду. Это был интеллигентного вида мужчина, носивший очки в позолоченной оправе, пышные усы и уже лишившийся изрядного количества волос. Поправив съехавший тёмно-коричневый галстук, который как-то совсем уж не сочетался с пиджаком светло-серого цвета, он поинтересовался:

— Вы кто будете и по какому вопросу?

— Добрый день! — поздоровался Сеня, пропустив Стикса и прикрыв за бесом дверь, который, войдя в кабинет, ловко запрыгнул на подоконник. — Павел Сергеевич, я, как бы это сказать, в некотором роде коллекционер…

— Меценат?! — на лице Собирушкина появилась надежда, интерес и хорошо скрытое желание пополнить коллекцию музея за счет внезапно появившегося благотворителя.

— Нет, — сказал Сеня, улыбнувшись одним уголком рта, когда увидел кристальной чистоты разочарование, омрачившее приветливое лицо директора. — Меня заинтересовал один экспонат в вашей коллекции — я говорю о зубах Геббельса…

В дверь постучали. Господин Собирушкин извинился, прервав гостя, и пригласил посетителя. В кабинет вошёл музейный сторож. Передав директору график дежурств, расчерченный на тетрадном листе, местный цербер, посмотрев на Сеню маленькими поросячьими глазками, прижал руки к гладко выбритому лицу и принёс тысячу извинений, перед тем как закрыть дверь с другой стороны.

— Прошу прощения, — снова извинился Собирушкин, — так, о чём вы хотели узнать?..

— Меня интересуют зубы Геббельса, — сказал Сеня.

— В каком ключе?

— Они настоящие?

— Ну, знаете ли! — воскликнул Собирушкин, искренне возмущенный прозвучавшим вопросом. — Это, право, весьма обидно слышать!

— Э… то есть, я хотел сказать…

— Конечно настоящие!

Директор музея встал из-за стола и направился к шкафам, стоявшим у стены напротив. Порывшись в бумагах, он достал синюю папку с документами, перевязанную синим шнурком.

— Вот, посмотрите сюда, Фома неверующий, — Собирушкин передал бумаги Сене. — Здесь все документы, касающиеся происхождения, истории и передачи экспоната нашему музею! А вам, мой уважаемый коллекционер, должно быть стыдно!

— Очень, очень стыдно, право… — закивал «коллекционер», который на самом деле ничуть не стыдился заданного вопроса.

Сеня открыл папку и бегло просмотрел документы. На первый взгляд с ними всё было в порядке: опись, протокол, голограммы, печати, гербы наверняка были в определенном смысле гарантиями подлинности. К сожалению, «коллекционер» ни черта не смыслил в подобных гарантиях. Пролистав бумаги с умным видом, он заявил:

— Я хочу купить у вас этот экспонат.

— Интересно, за сколько же? — Собирушкин ехидно улыбнулся.

— А сколько вы хотите? Как говорится, ваш товар — ваша цена. Сумма тысяч сто, например, вас устроит? — спросил Сеня. — Разумеется, за один зуб, остальные можете оставить в коллекции музея, — добавил он.

Директор музея покачал головой. Он грустно посмотрел на Сеню и произнёс:

— По какой-то странной причине мои современники уверены в том, что всё в этом мире продаётся и покупается… Напрасно! — Собирушкин неторопливо уселся за стол и отвлекся на секунду, посмотрев на экран монитора. — Видите ли, э…

— Семён, — подсказал Сеня, который до сих пор не представился.

— Так вот, Семён, этот музей — главное дело всей моей жизни! Да, безусловно, он несколько странноват, только где вы ещё смогли бы увидеть столько поистине уникальных вещиц? Нигде более! А знаете, сколько впечатлений остаётся у людей, познакомившихся с нашими коллекциями? Да они до конца своих дней будут вспоминать одно из самых удивительных мест, которое посещали в своей жизни!

— Триста тысяч… — сказал Сеня, решив повысить ставки, — … или четыреста — как вам моё предложение?

— Ого! — воскликнул Собирушкин. — Вообще, предложение интересное, но, увы, оно не для меня. Почему? Сейчас объясню. Подумайте, стали бы вы по кусочкам распродавать мечту, ради которой живёте? Конечно, нет! Этот музей — одна из главных ценностей в моей жизни. А вторая ценность, вернее, на самом деле она первая — жена и дочь, — Собирушкин улыбнулся. — Короче говоря, Семён, я не продам вам ни зубы Геббельса, ни какой-нибудь другой экспонат. Ничего личного — просто они не продаются. Никому. А теперь, покиньте, пожалуйста, мой кабинет!

— Ну что же… Давайте, вы всё-таки подумаете! Я оставлю вам свой телефон, а вы, как надумаете разбогатеть — позвоните, — сказал Сеня и написал номер мобильного на пустом листке, вырванном из ежедневника, стоявшего рядом на деревянной подставке. — Просто назовите любую цену…

Он снова попытался убедить директора музея согласиться на сделку, повышая цену.