Эр-Три - Адель Гельт

наблюдалось, страшно покраснел лицом, и рванул в сторону красивый темно-серый галстук, видимо, слишком туго затянутый на худой кадыкастой шее.

- Ты! Да я! - казалось, молодого еще старшего лейтенанта вот-вот хватит удар.

Я постарался всеми силами изобразить здоровый скепсис: чуть наклонил голову вперед и в сторону и придал морде наиболее индифферентное выражение из в принципе мне доступных.

- Так себе вербовочный заход, правда? - знакомый уже голос, неожиданно раздавшийся от двери, заставил меня буквально на секунду отвлечься: даже не повернуть голову, а слегка скосить глаза. Фокус зрения, впрочем, я восстановил почти сразу же, но через без малого две секунды прямо передо мной уже никого не было.

Пришлось повернуться на голос.

Почти в дверном проеме, не переходя, впрочем, порога, вновь стоял старший лейтенант, и я откуда-то знал, что это именно тот человек, о появлении которого нас всех оповестили еще накануне. Впрочем, тот, да не тот: несмотря на несомненное общее сходство, конкретные различия были тем заметнее, чем дольше я всматривался в еще-раз-вновь-прибывшего.

Во-первых, стоящий сейчас на пороге человек был ощутимо старше внешне. Я даже напрягся немного, поскольку по возрасту и возможной выслуге гость тянул больше на майора, чем на лейтенанта, пусть даже и старшего. Потом – буквально сразу же – вспомнил, что в странной советской системе государственной полиции звания считаются как-то иначе, и старший лейтенант, на армейские деньги, примерно майор и есть.

Во-вторых, хамивший мне минуту назад полицейский был совершенно чистокровный хомо – в том смысле, который в этот термин вкладывают в государствах атлантического пакта, новый же собеседник мог похвастаться минимум четвертушкой орочьей крови.

В-третьих, и в главных, в новом образе не осталось и следа от хамской ершистости, сразу, еще до первых сказанных слов, настроившей меня против предыдущей версии старшего лейтенанта, наверное даже потому, что я сам таков, и не оставляю окружающим права хамить уже мне.

Наконец, фигурально выражаясь, я отмер. Человек-в-дверном-проеме был измерен, оценен и взвешен, и получившееся впечатление было не просто другим, оно оказалось откровенно хорошим.

- Здравствуйте, товарищ Амлетссон! - полицейский дождался завершения сеанса дистанционного обнюхивания, и обратился ко мне уже так, как положено. - Меня зовут Мотауллин Рустам Багаутдинович, звание – старший лейтенант государственной безопасности, вот мое служебное удостоверение.

Я присмотрелся. Развернутые корочки внезапно как бы переместились ко мне ближе, зависнув, по ощущению, на расстоянии метра перед мордой и глазами. В удостоверении было написано ровно то же самое, что мне только что озвучил его владелец, а еще на второй части разворота яркой металлической радугой переливалась маголорамма: щит, меч и циркуль, размещенный поверх.

- Здравствуйте, - я неожиданно решил проявить вежливость. - Проходите, пожалуйста.

Полицейский аккуратно вытер ноги о коврик (сам я, признаться, этой процедурой почти всегда пренебрегаю) и прошел.

Я вернулся на рабочее место: нависать стало не над кем, да и сидеть за столом намного удобнее, чем стоять.

- Берите табурет, присаживайтесь, - предложил я. Тон голоса моего был все еще корректен до сухости, но рычащие нотки – которых сам я, кстати, сразу не заметил – из него уже пропали. Не так просто, знаете ли, резко сменить отношение к столь неоднозначному собеседнику, даже с учетом того, что это, видимо, не совсем он.

- Вас, товарищ профессор, наверняка интересует ответ на вопрос – что это такое только что было? - логично предположил старший лейтенант. Я кивнул.

- Должен попросить прощения, - товарищ Мотауллин всем своим видом изобразил эту самую просьбу. - Можно было бы свалить на аналитиков, но это целиком моя вина. Я то ли неправильно рассчитал Ваш нейропортрет, то ли ошибся в интерпретации... В общем, это был один из вариантов так называемого вербовочного захода. Считается, что человек с определенным типом личности, в случае наличия скрываемой информации о преступлении или просто какого-то постыдного знания, немедленно проявит себя и даст оперативному работнику в руки определенные козыри. Еще раз извините, ради Ленина.

Ленина я, как и любой порядочный европейский левак, уважал: гораздо больше, чем последовавших за ним советских вождей, коих искренне полагал соглашателями и ревизионистами. Реальная, а не сказочная, версия Советского Союза, кстати, удивила меня крайне редкими отсылками к жизни и творчеству Вождя – везде, за исключением монументального искусства и, почему-то, книжек для самых маленьких советских граждан.

Вот это вот «ради Ленина» отчего-то убедило меня в искренности сотрудника тайной полиции советского государства куда больше, чем весь остальной его короткий монолог и откровенно виноватый вид.

- Это был весьма своеобразный опыт, должен признаться, - я сразу же согласился и извинить собеседника, и продолжить общение. - Я понимаю, что у Вас на все это была служебная необходимость, и, возможно, даже инструкция, и готов принять произошедшее как недоразумение. Единственный вопрос – как Вы это сделали?

Тут я немного нарывался, конечно. Видно было, что вопрос, ради обсуждения которого явился старший лейтенант, важен и срочен, а я, формально приняв правила игры, продолжал тянуть время и мотать оппоненту нервы.

Старший лейтенант, между тем, к вопросу отнесся нормально, и даже ответил.

- Примерно вот так, - жезл, оказывается, все это время был в руке полицейского (или он как-то особенно ловко сумел извлечь оружие из кобуры). Короткий пасс, и в дверном проеме снова появился предыдущий собеседник, все еще красный лицом и пытающийся ослабить узел галстука.

- Маголограмма? - уточнил я.

- Нет, профессор, - несколько даже гордо уточнил старший лейтенант. – Вещественная иллюзия, без единого кванта заемных сил! Родовая, знаете ли, техника. Часто встречается среди орков, что равнинных, что горных, и ближайших их потомков.

Я немедленно вспомнил замечательный талант доктора Тычкановой.

- Профессор, не кажется ли Вам, - перешел к делу мой собеседник, - что все случайное и нехорошее, происходящее на Проекте, на самом деле – звенья одной и той же цепи?

Вы ведь помните, да, кто именно уже задавал мне подобный вопрос, и как потом его объяснял?

Я почти уже раскрыл пасть, чтобы поделиться и своими сомнениями, и выводами, и самим фактом того, что нечто подобное я уже обсуждал совсем недавно, и даже то, с кем конкретно вел недавнее обсуждение, но почему-то не стал. То ли неожиданно и избирательно сработала присущая любому европейцу фронда