Коридор вечности - Ольга Дубровская

— А когда приедет?

— А ты что, не знаешь? — Полина выразительно приподняла бровки-домики, всем видом показывая удивление.

Алекс вопросительно взглянул на Анну Тихоновну, беззвучно требуя объяснений, и старуха, поставив на плиту эмалированный чайник, охнув и схватившись за поясницу, опустилась на стул рядом.

— Полин, иди в комнату, поиграй, ладно? — Предчувствуя непростой разговор, Алекс снял дочку с колен и аккуратно поставил на пол. — Нам надо один взрослый вопрос обсудить с твоей прабабушкой.

— Ладно, — нехотя согласилась Полина, но тут же лицо её озарилось улыбкой. — А хочешь, я тебе нарисую картину? Красивую!

— А давай, — улыбнулся в ответ Алекс, — только ты уж постарайся!

Воодушевлённая, девочка побежала в комнату, а Анна Тихоновна, сцепив в замок руки с иссохшей кожей, выжидательно посмотрела на гостя.

— Куда она уехала? — спросил Алекс уже вслух, впившись взглядом в выцветшие старушечьи глаза.

— А вот не скажу, — отрезала она, мотнув головой и поджав и без того тонкие губы, отчего лицо её стало напоминать ссохшееся печёное яблоко.

— Баб Ань, пожалуйста, скажите, что случилось. Не знаю, что она наговорила, но я по-прежнему люблю вашу внучку, по-прежнему хочу жить с ней, хочу воспитывать Полину.

— Опомнился, кобель. А когда бегал к прошмандовке энтой белобрысой, о чём думал? Не скажу я тебе, ишь чего удумал, всё, хватит, и так моя внучка с тобой намаялась. Пущай жисть свою устраивает.

— Баб Ань, о чём это вы? Я клянусь, что ни разу не изменял Марине. Вы меня слышите? Ни разу!

— Али Маринка брешет? — сдвинула брови старуха.

Сохраняя внешнее спокойствие, Алекс внутренне взвыл. Запасы его терпения подходили к концу.

— Скажите одно: где она?

— Уехала. В Москву. Работу ей там предложили. А может, и мужика там найдёт какого-никакого. Всё лучше, чем с тобой, кобелиной, прости Господи! — Анна Тихоновна быстро перекрестилась.

— Серьёзно? Вообще-то мы с ней ещё женаты, — возмущённо напомнил Алекс.

— Разбежаться — нонче дело не хитрое. Энто раньше выбирали мужа на всю жисть.

— Баб Ань, вы совершенно не умеете притворяться! Я же вижу, что вы что-то знаете!

Старуха виновато опустила глаза, и Алекс понял, что попал в точку. Она действительно что-то скрывала, и теперь он не простит себе, если не выяснит, что именно.

— Ишь, видит он! — недовольно проворчала Анна Тихоновна и, подумав, добавила: — Шибко вумные стали…

«Так бы я и сказала про записку», — вдруг ясно услышал Алекс и ошарашенно взглянул на собеседницу. Он был уверен, что старуха не произносила этих слов вслух.

Ещё не отойдя от шока, он, тем не менее, решил использовать полученную каким-то непостижимым образом информацию. Он доверительно подался вперёд, и, приложив палец к губам, с заговорщическим видом произнёс:

— Я знаю про записку, покажите мне её!

— Знаешь? — старуха всплеснула руками, но, похоже, даже обрадовалась, что больше ничего не надо скрывать. — Ой ты боже мой, да откуда?

— Оттуда, — невольно вспомнив фрагмент из «Бриллиантовой руки», Алекс поднял вверх указательный палец и закатил глаза к потолку.

— Оттуда, — поражённая до глубины души, ахнула Анна Тихоновна и полезла за пазуху, выудив сложенный вчетверо листок. — Вот.

Она торжественно развернула его и протянула Алексу. Он с нетерпением схватил бумагу и жадно пробежал глазами текст.

«Дорогие мои! Мне нужно срочно уехать. Насколько — пока не знаю. Я улажу свои дела и вернусь. И ещё: Лёшка не должен ничего знать. Придумайте, что сказать ему. Люблю и целую. Не волнуйтесь, со мной всё будет в порядке. Марина».

— Когда она это написала?

— А на другой день, как от тебя сбежала.

— То есть, ваша внучка уже четыре дня находится неизвестно где? — взвился Алекс. — И вы так спокойно сидите тут и ждёте?

— Тамарка вона, волосы на энтом месте рвёт, а толку-то? А я молюсь за Маринку, кажный день. Даст Бог, вернётся…

Анна Тихоновна снова перекрестилась, а Алекс ещё раз пробежал глазами записку, словно за ровными строчками со знакомым почерком собирался увидеть мотивы и эмоции писавшего их человека.

На плите засвистел чайник, и старуха грузно поднялась, держась за поясницу, сняла чайник с плиты.

— Чаю аль кофею?

— Спасибо, баб Ань, если можно, кофе, — ответил Алекс исключительно для того, чтобы не обижать Анну Тихоновну.

В порыве неожиданного душевного подъема он подошёл к женщине и обнял — трепетно, по сыновьи. От неё пахло пирожками и жареным луком.

*****

Алекс продрал заспанные глаза, когда часовая стрелка медленно подползала к цифре восемь. День за окном уже угас. Мышцы ныли, как после интенсивной тренировки в зале, а тяжесть в голове походила на один из симптомов сильнейшего похмелья.

Есть не хотелось, но Алекс всё же заставил себя проглотить растворимый кофе с наспех приготовленными горячими бутербродами, о чём уже через пару секунд пожалел — лавинообразно накатила тошнота. Едва успев добежать до раковины, он благополучно избавился от только что съеденного ужина. Он собирался пойти на кухню, где хранилась аптечка — поискать что-нибудь от тошноты, но его вдруг невыносимо потянуло на улицу. Накинув на себя куртку и спешно засунув ноги в ботинки, Алекс выскочил из квартиры.

На улице заметно подморозило, хотя снега ещё не было. Алекс с удовольствием вдохнул бодрящий ноябрьский воздух и пошёл вперёд без какой-либо цели. Ему захотелось просто отключиться от мыслей, двигаясь вдоль озябших деревьев и нахохлившихся многоэтажек.

Вдруг сильно захотелось пить, и Алекс перешёл на противоположную сторону дороги, заметив там несколько киосков. Бутылочку прозрачной газировки, приобретённую в ближайшем из них, он выпил большими глотками, с жадностью, достойной странника пустыни.

В животе моментально закрутило, а к горлу снова подкатила тошнота.

Алекса вырвало прямо на тротуар на глазах у проходящей мимо сухощавой бабули, которая одарила его полным презрения взглядом. Он со злостью взглянул на неё в ответ, и бабуля поспешила отвернуться, ускоряя шаг.

Ноги сами понесли Алекса к небольшому городскому парку. Это место отдыха в ноябре выглядело крайне уныло, а потому пользовалось особой популярностью у липчан. Голые деревья медленно покачивались из стороны в сторону. Хрупкий лёд на лужах с хрустом ломался под ботинками. Тёмно-зелёные скамейки с потрескавшейся краской угрюмо застыли в ожидании лета.

Алекс краем уха уловил звуки музыки и обрывки разговоров. Пошёл на голоса.

Волна жажды накатила с новой силой, и невыносимая потребность полностью завладела рассудком. Когда он проходил мимо группы подростков, расположившейся на лавочке в глубине одной из аллей, он понял, что больше не может терпеть.

— Не угостите колой? — прохрипел он, совершенно не заботясь о том, как выглядит сейчас со стороны.

Тинейджеры дружно повернули головы. Один из них, видимо, негласный