Пять глаз, смотрящих в никуда - Елена Станиславская

подлечить. А заодно старушку-мать проведать. Она у меня сейчас, кажется, в Баден-Бадене. Проживает остатки наследства покойного батюшки. – Опекун натянул улыбку. – А ты не переживай, одну не оставлю. Надо исполнить волю Пал Саныча и найти тебе компаньона.

Полина скривила губы.

Он по-своему истолковал ее гримасу:

– Будешь скучать?

– Не смею тебя удерживать. – Откинувшись на спинку, Полина скрестила руки на груди. – Но компаньон мне не нужен. Я могу и хочу работать одна.

Конечно, наличие медиума в команде означало больше заказов. Папины услуги всегда пользовались большей популярностью, а Полина шла так, довеском, на всякий случай: вдруг призрак забалует. Вызовут какого-нибудь дядюшку, чтобы поведал безутешным родственникам пароль от банковского аккаунта, а он возьмет да взбунтуется. Начнет выть, по комнате метаться и лампочки колотить. Тут-то Полинин талант и пригождается. Ослепленного, оглушенного и обессиленного проще допрашивать. Такие услуги, конечно, оплачивались по двойному тарифу.

Однако Полина знала: без заказов она не останется. Губернатор, например, никогда не просил вызывать призраков. Только отправлять восвояси. Ее это полностью устраивало.

– Я говорю не про медиума. – Ипполит Аркадьевич догадался о ходе Полининых мыслей. – А про того, кто подстрахует. И на кого в случае необходимости можно будет все свалить. – Он едва заметно подмигнул.

Его маравихерские замашки всегда заставляли Полину закатывать глаза. Вот и сейчас она возвела взгляд к потолку.

Возвести-то возвела, но задумалась.

– Да и Пал Саныч велел найти тебе компаньона. – Ипполит Аркадьевич немедля подлил масла в огонь сомнения. – А в этом доме, сама знаешь, его слово – закон.

Помолчав, Полина кивнула:

– Хорошо, попробуем. У нас будет три попытки, не больше. Если не выйдет, значит, не судьба. – Она побарабанила пальцами по подлокотникам. – Вот кто мне нужен. Человек с хорошей восприимчивостью к потустороннему. Умеющий подчиняться приказам. И бесстрашный. Если поможешь такого найти… – лицо и голос Полины оставались невозмутимыми, но внутри волчками крутились эмоции, не до конца понятные ей самой, – освобожу от обещания, данного отцу.

Ипполит Аркадьевич крякнул, пробормотал: «Ах вот как, прекрасно» – и отвернулся к окошку. За ним стояла темная апрельская ночь, ждущая, когда наконец можно будет одеться во что-нибудь посветлее.

Полина поднялась с кресла. Надо было положить глаз в холодильник.

* * *

На поиски компаньона Полина и Ипполит Аркадьевич отправились на следующий вечер. Опекун вначале не хотел брать Полину с собой. Говорил, что осмотрится, потолкует с нужными людьми, соберет сведения про кандидатуры, а ей останется только дать несколько отказов и одно согласие.

Полина отрезала:

– Я еду.

Она скрутила волосы в жгут, заколола на макушке, но одна непокорная прядь все-таки выскочила и пружиной закачалась перед носом. Вернув ее на место, Полина решительно направилась к двери.

Пока ехали в такси, Ипполит Аркадьевич глядел в окно на Троицкий мост, а Полина щурилась в телефон, лежащий на среднем сиденье. Смотрела видеоподборку новостей, пытаясь выцепить что-нибудь про вырезанный глаз или исчезновение следователя, но в сводках ничего не было.

Выйдя из машины у Ораниенбаумского сада, Ипполит Аркадьевич повел Полину узкими улицами Петроградской стороны, а после дворами. Пахло сыростью: влажной штукатуркой и небом, набухшим от дождя. С желтых стен глазели горящие окна: иногда воспаленно-красные, реже волшебно-лиловые, но чаще болезненно-лимонные. Будто уловив чувства Полины, из открытого, а может разбитого, абсолютно темного окна кто-то надтреснуто пропел: «В бананово-лимонном Сингапу-уре, в бу-уре…»

Полина хоть и была равнодушна к Вертинскому, поддалась порыву и прошептала в ответ: «Когда поет и плачет океан».

Спустившись по разбитым ступеням, опекун постучал в дверь на цокольном этаже – да не просто постучал, а как-то по-особому, будто сообщал что-то азбукой Морзе. Вход отворили, из него пахнуло духами, дымом, алкоголем, по́том и еще черт знает чем. Тихий двор наполнился приглушенным гулом толпы.

Полина запоздало поинтересовалась:

– Куда мы идем?

– В «Сердце тьмы», – сладко улыбнулся Ипполит Аркадьевич. – Сюда стекаются те, кто не нашел себе места в современном мире. – Он странно поглядел на Полину сверху вниз. – Думаю, тебе понравится. Только не отходи от меня, даже в туалет.

Взметнулись бордовые бархатные шторы, затертые тысячами пальцев, и новые посетители оказались под низким кирпичным сводом. Ипполит Аркадьевич шепнул что-то подскочившему официанту с крупными серьгами-кольцами в обоих ушах. Тот кивнул, окинул Полину любопытным взглядом и скрылся из виду, забрав с собой оба пальто. Подхватив спутницу под локоть, опекун уверенно двинулся к одному из свободных столиков. Если среди призраков Ипполит Аркадьевич чувствовал себя запуганной мышью и вел себя соответствующе, то здесь, среди разношерстной и чудаковатой публики, он был как рыба в воде.

За одними столиками сидели томные дамы в чалмах по моде начала двадцатого века и щегольски одетые господа. За другими – кто-то вроде сотрудников секретных лабораторий, помятые и большеглазые из-за очков с толстыми линзами. Ближе к маленькой сцене, оформленной в виде боттичеллиевской ракушки, расселись мужчины бандитского вида – таких Полина встречала в доме Губернатора. А на галерке, прямо на полу у стены, разместились молодые люди в черных одеждах и темных очках.

Большинство посетителей громко разговаривало, горячо спорило, жестикулировало и смеялось. Казалось, в «Сердце тьмы» собрались люди из разных эпох, но всем было комфортно в тесном зале под низким потолком. Полина внезапно почувствовала, что ей здесь тоже неплохо. Плечи, поначалу напряженные, расслабились. Настороженность сменилась деловым любопытством: возможно, за одним из столов сидит будущий компаньон?

Рассматривая публику, Полина в первые минуты не заметила, что на нее саму тоже бросают взгляды. Должно быть, любой, кто не был тут завсегдатаем, привлекал внимание.

Не прошло и полминуты, как на столешницу опустились бутылка минеральной воды, пустой стакан, бокал красного вина и еще один стаканчик, низенький, наполненный чем-то прозрачным – должно быть, джином, любимым напитком Ипполита Аркадьевича. Следом принесли тарелки с закусками, на которые Полина и не взглянула. Она не ела с полудня, но совершенно не ощущала голода. Будь тут папа, он бы сурово поглядел из-под бровей и заставил затолкнуть в себя с десяток канапе. А Ипполиту Аркадьевичу было плевать.

Он отпил вина, закинул в рот маленький бутерброд с гусиной печенкой и, промокнув губы салфеткой, вполголоса сообщил:

– Четвертый столик от нас, справа, близко к сцене. Тот, что с бакенбардами.

Полина скосила глаза и со скепсисом выдохнула:

– Этот?

Мужчина, на которого указал опекун, выглядел как пышущий здоровьем и не отягощенный разумом орангутан. Он весело гикал, взмахивал волосатыми ручищами и пучил глаза. Похоже, рассказывал анекдот, и наверняка пошлый. Дамы в чалмах, сидящие за соседним столиком, кривились и с возмущением поглядывали на него. Закончив, орангутан зашелся визгливым хохотом. Товарищи, сидящие с ним, отреагировали по-разному: одни масляно ухмыльнулись, другие