Ледяное сердце - Людмила Семенова

Правда, в целом романтикой этот период не отличался: женщины становились нервными, рассеянными, плаксивыми, их постоянно лихорадило, а сексуальное желание принимало болезненные формы. Поэтому Илья понял, что Накки сейчас уязвима как никогда. Антти подчеркнул, что к гону у будущих матерей нечисть относится как к сакральному действию, с уважением к их тяготам в беременности и родах, к редкому и оттого особенно ценному счастью. И любой мужчина, будь это супруг, жених или временный любовник, стремится сделать этот процесс красивым и сладостным, напитать женщину энергией наперед, чтобы она смогла забеременеть, роды выдались легкими, а дитя росло крепким.

— Представь себе, Элиас: у духов женщины так же охотятся, защищают свою землю, отгоняют злые чары, как и мужчины. Но в это время они искренно и трогательно слабы, — сказал Антти. — У нас почти то же самое, только отношение к материнству какое-то изуродованное. Уж сколько веков минуло, но женское удовольствие все еще считается чем-то постыдным и грязным, а роды — не то наказанием, не то искуплением. Притом что мы заводим детей когда хотим, принимаем это как должное, а духи ждут и надеются, и потом надышаться на свое потомство не могут. Есть, конечно, исключения, но я таких пока не встречал.

— Конечно, я приеду, Антти, — ответил Илья. — Жаль только, что Накки от этого ничего не получит. Не пора ли ей все-таки переключиться на того, кто сможет подарить ей ребенка?

— Она хочет тебя, и не стоит играть в благородство. Во-первых, нам это не идет, во-вторых, поверь, что нечисть ничего не делает себе в убыток. И ты сейчас действительно ей очень нужен.

— Сейчас, наверное, нужен только частями, — усмехнулся Илья.

— И что в этом плохого, если подумать?

— Да я и не жалуюсь, Антти, пока мне этого хватает. А Яна можно с собой взять?

— Конечно, бери, если ему не будет скучно. Гостей у нас в эти дни мало, так как молодежи не до того, работают только те, кто уже свое отбегал.

Ян сразу захотел ехать с отцом и пообещал, что не будет мешать. С утра они, как обычно по выходным, неторопливо позавтракали, собрались и вышли на улицу, но пока Илья шел прогревать машину, ему снова что-то не понравилось в окружающей атмосфере. Холод, непривычный для раннего декабря, очень уж зло щипал открытую кожу, а в воздухе застыла серо-белая мгла, за которой лишь угадывались однотонные пятна, штрихи и человеческие силуэты.

— Пап, а ты уверен, что хорошая идея ехать в такой туман? — сказал Ян.

Илья и сам подумал, что полагаться на противотуманные фары слишком опрометчиво, тем более с ребенком, и после раздумья ответил:

— Ну, если ты не поленишься нести свой рюкзак, то пойдем на электричку. Так, пожалуй, даже веселее.

— А что, пойдем! — улыбнулся Ян. — Помнишь, ты мне рассказывал, как сам раньше каждый день туда-сюда на них гонял?

— Да, приходилось в институт ездить, что поделаешь! Но ничего, я всю дорогу читал, так что скучать не приходилось. А иногда попадал на машиниста, который по прибытии на Финляндский вокзал прощался с пассажирами по громкой связи и желал хорошего дня. Прямо как в самолете! Потом у меня это уже превратилось в удачную примету, особенно перед зачетами.

— Может, он и сейчас еще ездит? — с надеждой спросил Ян. — А то у меня на следующей неделе как раз контрольная намечается.

— На машиниста надейся, а сам, как говорится, не плошай, — усмехнулся Илья, потрепав сына по голове. — Имей в виду, что уроки я у тебя потом проверю.

Они добрались без особых проблем, не считая того, что из-за тумана и изморози на стекле Ян не разглядел ничего интересного за окном, а это было его излюбленным занятием в пути. Устроившись в гостинице, они пообедали — Илья заметил, что гостевой корпус действительно обслуживали только те духи, которые уже считались пожилыми. Однако еда по-прежнему была затейливой и вкусной. С Антти удалось повидаться лишь мимоходом, и он потихоньку сообщил Илье, что сейчас женщины отдыхают, а вечером он сможет пойти к Накки.

Также в ресторане они встретили Цыплаковых, которые за время отпуска заметно повеселели. Илья украдкой сказал Ларисе, что ему придется отлучиться, и она пообещала последить, чтобы у Яна все было в порядке.

После обеда они посидели все вместе за настольной игрой, выпили чаю с пирожными, затем Илья решил, что пора отправляться в другой корпус, и сказал сыну:

— У меня тут дела, воробушек мой, и я пока не знаю, когда вернусь. Если буду поздно, не дожидайся и не сиди долго с планшетом, ложись спать. Иначе глаза потом будут болеть. Обещаешь?

— Ну хорошо, пап, — сказал Ян, шутливо поморщившись. — Что у тебя за дела-то? Ладно, ладно, не буду приставать!

— Вот и молодец, — улыбнулся Илья и они обнялись.

В обиталище духов он вошел с затаенной тревогой, хотя никакой разнузданности там не увидел. Напротив, царила тишина и умиротворение, так что посторонний и не подумал бы, что творится за дверями маленьких комнат, освещенных таинственным сиянием. Илья с удивлением подумал, как духи, не признающие ничего табуированного и «грязного» в сексе, столь деликатно относятся к его продолжению, в отличие от человеческого рода.

В прихожей его встретил уже знакомый домовой Хейкки. С широкой улыбкой и слегка небрежным поклоном он сказал:

— Хюваа илта[1], Велхо! Тебя уже заждались.

— Терве, — улыбнулся в ответ Илья. Пока парень относил его куртку на вешалку, он осмотрелся и заметил подвешенные к полкам погремушки-обереги, украшенные бусинками и перьями. Такой же амулет, прикрепленный к бечевке, висел на шее у домового, поверх голубой рубахи. У двери стояли его потертые кожаные пьексы, припорошенные снегом, — видимо, он недавно выбирался во двор. Илья подумал, что Хейкки скорее всего носил их с тех пор, как стал зрелым, когда здесь еще были тихие хутора и непролазные лесные чащи, и от этой мысли на миг перехватило дыхание.

Парень тем временем сделал приглашающий жест:

— Пойдем-ка сначала со мной, я тут сейчас дежурю.

Илья не вполне сообразил, что Хейкки имел в виду, но без возражений отправился за ним в кухню, где колдун прежде не бывал. Здесь духи на досуге пили кофе и сахти — ягодное пиво, угощались пирожками и печеньем, которое стряпали домовинки. Убранство тоже было нарядным: вытканные из соломы шторы, цветное оконное стекло, пучки ароматных сухих трав и деревянные амулеты на стенах, старинный очаг, глиняные расписные кувшины с ягодным и овсяным киселем.

Хейкки подышал