Вечная кровь - Алексей Анатольевич Евтушенко

– Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, – процитировал главный, – и нет ничего нового под солнцем.

– Это верно, – заметил я. – И все-таки.

– Как-то связано с трупами на улице Кожевников?

– Напрямую. И не только с ними. Боюсь даже, что нам не поверят.

– Ха! – воскликнул он. – Газете не должны верить, газету должны покупать.

– Вы же сами этому не верите, шеф, – сказал я.

– Я?! – возмутился он. – Да это мое жизненное кредо, можно сказать!

– Раз купили, два купили, а потом верить перестали. Поскольку оказалось враньем. И тут же перестали покупать.

– Ну не до такой же степени, – сказал он. – Правда должна быть. Не кричи зря «волки» и все такое прочее. Или, – он посмотрел на меня пристально, – у тебя такая правда, что в нее трудно поверить?

– А я, о чем толкую! Не просто трудно. Боюсь, невозможно.

Он умолк. Откинулся на спинку кресла, уставился в потолок, сцепил пальцы на животе. Думал. Молчал и я.

– Ладно, – произнес наконец главный. – Можешь вкратце поведать, в чем дело?

– Могу.

И я вкратце поведал ему, в чем дело. Это заняло около десяти минут. Возможно, двенадцать.

Главный слушал молча, не перебивал, и по его лицу было заметно, что он не верит ни единому моему слову. Но я должен был рассказать. В конце концов, на карту была поставлена безопасность горожан. Пока нам относительно везло, но теперь их некому было защитить. Через пятнадцать часов портал между мирами откроется снова, и кто знает, сколько вампиров на этот раз перейдут черту и отправятся на охоту – пятеро, десяток, дюжина? Гласность – единственное оружие в данной ситуации. Пусть люди приготовятся. Предупрежден – значит, вооружен. И гори оно все огнем.

– Не ожидал от тебя, – сказал главный. – Вампиры? Другой мир, который опережает наш на сто с лишним лет? Таинственные незримые врата в лесопарке Горькая Вода, которые открываются раз в сто двадцать лет? Ты же репортер, Ярек. Хороший репортер, который работает в хорошей уважаемой газете. Что случилось? Решил в романисты-беллетристы податься? Не скрою, такой роман я бы прочитал с интересом. Но не мне тебе объяснять, чем художественный текст, к тому же фантастический художественный текст, отличается от честного репортажа.

– Объяснять не надо, – я достал пачку сигарет, купленную мной в том Княжече и газовую пластмассовую зажигалку, протянул пачку шефу. – Берите.

– Что это?

Я вытащил сигарету, щелкнул зажигалкой, прикурил. Положил пачку перед ним на стол. Следом зажигалку. Затем вытащил из сумки пару журналов с цветными фото и другим русским языком. Положил туда же. Затем – «вечное» перо под названием «шариковая ручка». Отстегнул браслет наручных часов, в которых вместо стрелок использовались горящие электрическим светом меняющиеся цифры. Электрический фонарик в палец толщиной. Несколько банкнот (в сто, двести, пятьсот и тысячу рублей). И, наконец, словно вишенку на торт – легкий и плоский фотоаппарат, работающий без пленки и на миниатюрных электрических батареях, в памяти которого (мне уже было знакомо это понятие – память фотоаппарата или телефона) хранились несколько десятков снимков того Княжеча и даже одно видео (абсолютно непостижимая для ума вещь – цветное синема, со звуком (!), умещающееся в столь малой коробочке).

На изучение всех этих вещей и явлений у шефа ушло примерно еще полчаса. Что-то он понял сам, что-то пришлось объяснить и показать. Думаю, он поверил уже на примерно пятой минуте. Остальное время просто удовлетворял любопытство. Что ж, с пониманием. Сам такой.

– Да, – наконец признал он. – Такое подделать невозможно. Спрячь, чтобы никто не увидел.

После чего встал, подошел к двери, открыл ее.

– Меня нет, – сообщил Фелиции. – Ни для кого.

– Долго? – поинтересовалась та.

– До особого распоряжения.

– Нет проблем, шеф. Работайте.

Главный закрыл дверь и вернулся на место. Теперь я видел, что он взволнован и даже, возможно, растерян. И сильно.

Вот так-то, подумал не без злорадства. Не одному мне всю эту ответственность нести. Ты главный, ты и разделяй. Все честно. По-нашему, по-газетному. Однако растерянность шефа длилась ровно столько, чтобы дойти до шкафа, достать оттуда початую бутылку шустовского коньяка, два стакана и яблоко. После чего он ловко наполнил стаканы на треть и разрезал яблоко ножом для бумаги. Мы молча чокнулись и выпили. Закусили яблоком.

– Так, – деловито сказал главный, от растерянности которого не осталось и следа. – Говоришь, в городском архиве должны быть упоминания об этих… нашествиях?

– Лично не видел, времени не хватило. Но у меня есть дневник архивариуса Белецкого. К сожалению, покойного. Там сказано, где именно искать.

– Отлично. Значит, план действий таков. Сейчас ты садишься и пишешь материал в номер. На первую полосу. Слов на восемьсот. Такой, знаешь, с крючком. Мол, по имеющимся у редакции сведениям загадочное убийство семьи из пяти человек на улице Кожевников – не банальное преступление, а нечто гораздо более страшное. Можешь напрямую упомянуть вампиров и то, как ты гнался за одним из них. Про другой мир и врата пока не надо. Представь себе, что будет, если народ ломанется туда сотнями или даже тысячами, а оттуда, в свою очередь к нам!

– Вот-вот, – сказал я. – А врата возьмут и захлопнутся. Они же не вечно будут открыты. И мы не знаем, сколько именно.

– Кошмар, – сказал главный, потом захихикал, взялся за бутылку и разлил еще по четверти стакана.

– Вы чего? – спросил я.

– Да так. Представил себе этот шухер во всей красе. Кто-то рвется в будущее, кто-то бежит из города, страшась вампиров. Власти в полном очумении и не знают, что предпринять. За неимением других мыслей выставляют полицейское оцепление, а то и армейские кордоны. Из Петербурга приезжает правительственная комиссия, обличенная самыми высокими полномочиями… Красота!

– Удвоенные, а то и утроенные тиражи разлетаются, как крашеные яйца на Пасху, – продолжил я. – Мы же первые. Значит, тапки будут наши. Требую повышенного гонорара.

– Будет, – сказал главный и взял стакан. – Все будет. Ну, Господи, прости нас, грешных, но шила в мешке не утаишь, – он поискал глазами и, за неимением лучшего, перекрестился на крестовидную раму окна. – К тому же мы газетчики и всего-навсего делаем