Дом бурь - Йен Р. Маклауд

class="p1">– Мы же не собираемся провести остаток жизни на Блаженных островах, не так ли? Нам нужно доказать теорию, и для этого придется вернуться сюда.

– Что будет с Элайзой и Джоном Тернерами?

Он пожал плечами.

– Возможно, мы с ними покончим.

До посадки оставалось еще много времени – целые часы, – и они решили вернуться в общественные читальные залы Отделения членистоногих Гильдии звероделов. В любом случае было облегчением вновь оказаться в более приличной части Бристоля с ее чистыми улицами, снующими прохожими в цилиндрах и экипажами, мальчишками-газетчиками, выкрикивающими что-то про аресты. Как и в прошлый раз, мастера и мистрис Тернер пустили в зал с колоннами, украшенными крыльями насекомых, поскольку они были знакомы с Владычицей жуков.

После того как они подали заявки на десяток книг, которые, по мнению Ральфа, могли просмотреть до отъезда, ждать возвращения клерка пришлось дольше, чем он рассчитывал, – наверное, представителю малозначимой гильдии стоило привыкнуть к плохому обслуживанию. Мэрион села на скамейку и принялась разминать лодыжки. Время шло, и Ральф начал беспокоиться, как вдруг появился какой-то пожилой мужчина.

– Мастер и мистрис Тернер? Вы не могли бы пройти со мной?

Миновав стеклянные витрины с гигантскими насекомыми, которые могли быть увеличенными моделями или настоящими образцами более экстравагантных работ мастеров этой гильдии, они оказались в небольшом кабинете, и гильдеец, назвавшийся вышмастером Сквайрсом, спросил, давно ли они покинули Кент.

Ральф, не желая разрушать остатки достоверности их личин, заверил вышмастера, что не слишком давно.

– И вы знакомы с Владычицей жуков? Докторша Фут – прекрасная ученица, особенно для той, кто не является членом нашей гильдии.

Вышмастер Сквайрс, седовласый, с пухлыми щеками и животиком, а в остальном худой, казался довольно дружелюбным человеком. Ральф заметил, что у его письменного стола было шесть ножек. Как и у стульев, подлокотники которых были вырезаны в виде личинок. Гильдии, с их внутренними замысловатыми правилами, были воистину крайне необычными организациями.

– Не хотите ли чаю?

– Честно говоря, – сказала Мэрион, – у нас мало времени. Наш корабль отплывает, когда прилив достигнет высшей точки.

– Уезжаете, да? И решили посетить наше скромное заведение. Должен признаться, я польщен. Особенно учитывая, что вы оба знаете о естественных науках столько, сколько можно предположить по заказанным книгам. И в этот, и в прошлый раз – впрочем, если позволите заметить, я не стану утверждать, что вы зря тратите время в Гильдии настройщиков.

– Простите, я не понимаю.

– Знаете, вникнуть в суть чужих исследований проще, чем можно предположить. Вы удивитесь, что можно узнать, просматривая заявки, и Владычица жуков также кое-что упомянула. Хотя эта милейшая дама, похоже, немного запуталась в ваших именах и званиях.

– Могу вас заверить, – сказал Ральф, – что она имеет в виду именно нас.

– О, хорошо. Или, по крайней мере, в основном хорошо. Но дело в том, что эта ваша идея, это предположение, эта теория… как вы ее называете?

– Врожденная адаптация.

– Слыхал кое-что и похуже. – Встав и позвякивая ключом, вышмастер Сквайрс отпер шкаф. Внутри были книги, блокноты, свитки и стопки бумаги. – Вот, например.

Из вежливости Ральф взял предложенную книгу. Она была маленькой, напечатанной в дешевой типографии. На корешке значилась с трудом различимая надпись: «О силе естественного развития».

– Или это…

Стопка покореженных страниц, кустарным образом прошитых тесьмой, исписанных от руки, с красивыми иллюстрациями, изображающими всевозможные вариации глаз насекомых. «Доводы в пользу лучшего понимания процессов жизни на Земле».

– Красивый почерк, да?

Другой том был просто компендиумом разновидностей пчел, но кто-то написал столько пометок, что хватило бы на приложение, и вымарал на страницах все, что счел противоречащим здравому смыслу. А еще был «Принцип отбора». «Жизнь: исследование». «Происхождение разнообразия видов».

– Ага! Начинаете понимать?

У Ральфа закружилась голова, заныло в груди. Он почувствовал опустошенность и слабость.

– В некотором роде я не так уж удивлен, что вы не состоите ни в одной из гильдий, которые на самом деле занимаются жизненными процессами. Хотя должен сказать, большое достижение – забраться так далеко и в столь молодом возрасте. Если бы вы посещали одну из наших академий, несомненно, любой растениевед сказал бы вам то же самое – и первый же проблеск подобных идей удостоился бы осмеяния, был бы уничтожен на корню до того, как мог бы к чему-либо привести. Поверьте мне, это ради вашего же блага. Хотя кое-что все-таки выживает. Отсюда и моя небольшая коллекция.

– Вы хотите сказать, что это неправда?

– Не уверен, что это подходящее слово. Но, раз уж вы спросили, я считаю, что унаследованные свойства определяются сочетанием случайных изменений и природных состязательных сил, хотя вынужден признать, что у меня есть вопросы касательно некоторых вещей вроде появления птичьих клювов одновременно с развитием раковин моллюсков, ну или того, что возникло раньше – пчела или цветок? – Он пожал плечами. – И тому подобное.

– Хотите сказать, такие исследования замалчиваются?

– Я хочу сказать, мастер Тернер, что наше изучение того, как функционирует природный мир, должно отражать реальные потребности человеческого общества. Например, какой-нибудь фанатик может использовать вашу теорию, чтобы доказать, что мы, люди, произошли от обезьян. И что же тогда произойдет с уникальной концепцией священной человеческой души, нашей возлюбленной церковью и верованиями, столь дорогими людям? Далее, если жизнь всегда находится в переменчивом, текучем состоянии, определяемом лишь тем, кто живет дольше всех и рожает больше детей, разве это не должно относиться и к человеческому обществу? Что же тогда случится с гильдиями, со всей той поддержкой, уверенностью и стабильностью, которые они обеспечивают? Я понимаю ваше разочарование. Но все устроено так, как устроено. Насколько я понимаю – если это вас как-то утешит, – в других научных областях существуют аналогичные необходимые ограничения…

Они покинули заведение. Врожденная адаптация оказалась совсем не уникальной идеей, хотя случившееся, по крайней мере, убедило Ральфа, что он прав. И он больше не был одинок. Он чувствовал себя обязанным что-нибудь сделать во имя всех авторов сгинувших книг. Вернувшись в номер 12А, Ральф принялся ходить из угла в угол, ударяя кулаком о ладонь. Он был полон решимости.

– Мы не можем сдаваться сейчас, Мэрион. Это еще одна причина не поступать таким образом.

– Кто, кроме вышмастера Сквайрса, говорит о том, что нужно сдаться? – Она сидела на кровати. Кончик ее носа побелел, и что-то в Ральфе возжелало его коснуться, волшебным образом все изменить.

– В каком-то смысле все прояснилось. Да, мы можем остаться мастером и мистрис Тернер, но нам понадобится вся мощь моей гильдии, чтобы довести это дело до конца, когда мы вернемся.

– «Когда мы вернемся». Ты сегодня уже не в