Призрачный отель II. Куклы Маэстро - Василий Анатольевич Криптонов

назад мне казалось, что это мы загнали Маэстро в ловушку. И вот, пожалуйста — всё снова перевернулось с ног на голову.

Я подумал, что прозвучит это, конечно, дико, но то, за что мы боремся, в ситуации с Маэстро играет против нас. Наша задача — избавить людей от этой мрази. А эта мразь день от дня вынуждает нас рисковать людьми. Ему-то на них плевать, для него люди — расходный материал! И получается, что именно наплевательство делает Маэстро сильным. Он может себе позволить то, чего не можем позволить мы. Мы ведь по умолчанию обязаны с людьми считаться.

— Невинного человека? — переспросил я. — Не хочу расстраивать, но твои сведения о том, что представляют из себя невинные люди, немного устарели. Этот человек два часа назад убил своего напарника.

— Ну так ведь это я его заставил, — улыбнулся Маэстро губами оперативника. — Его вины нет.

— Я пока ещё не волшебник, я только учусь. Но мне рассказывали, что абы кому ты нашептать свою волю не сможешь. Гнильца в человеке уже должна быть.

Я призывал пустышек. Достучаться было нелегко. Маэстро знал о моих способностях и специально увёз нас с Изольдой подальше от оживленных улиц. Думал, видимо, что таким образом обезопасился. Не учёл один небольшой нюанс: с того момента, как мы в последний раз встречались лицом к лицу, бусин на моих чётках прибавилось. Я стал сильнее.

Видящие тоже не теряли времени даром, они медленно, плавно брали Маэстро в полукольцо.

— Недурно, — оценил Маэстро мои слова. — Ну а что если я сделал это, вселившись в него?

— Опять мимо. Вселиться дольше, чем на пару часов, ты бы не рискнул. Не знал, сколько продлился бы корпоратив. А вселяться, потом выселяться, снова заселяться… Он бы запаниковал и сделал что-то лишнее. Поднял крик, сбежал, покончил с собой. Нет, Маэстро, ты стоял рядом и шептал ему.

Денис повернул ко мне голову.

— Второй парень мёртв?

— Уверен, что да. Маэстро устранил его руками этого, чтобы не мешался. Глянь в машине, там сиденье не просто так курткой прикрыто.

Я смотрел на Дениса.

Ну же! Ты ведь отличный актёр, у меня было время в этом убедиться. Догадайся, что я собираюсь сделать. Сообрази, что требуется от тебя. И разыграй спектакль. Только так у нас появится шанс. Мне нужно время!

Улица Дзержинского проходила совсем рядом, рукой подать. Она тянулась виадуком над Большой Краснофлотской. Беда заключалось лишь в том, что на этом участке улицу Дзержинского нельзя было назвать оживлённой и центральной. Моё сознание будто раздвоилось. Часть мониторила окружающее пространство, другая же часть, каким-то образом покинув тело, металась по призрачному Смоленску, выискивая помощь.

Денис посмотрел на меня. Выражение лица не изменилось, ни один мускул не дрогнул, но в следующую секунду я с облегчением убедился, что он меня понял. Бросился к оставленной машине.

— И ещё один балл в твою пользу, — вновь похвалил меня Маэстро. — Ты очень быстро ориентируешься, твои мозги не замшели, как у остальных. Только вот с терминологией нужно поработать. То, что ты называешь «гнильцой» — это всего лишь чувства и желания людей. Что или кто позволяет тебе красить их в белый или чёрный? Ты правда думаешь, что там, куда уходят души после вознесения, кому-то есть дело до того, какими были помыслы человека при жизни? Нет, скорее в тебе просто плещутся остатки религиозного мировоззрения.

На Дениса он не смотрел. А тот распахнул пассажирскую дверь и сдернул с сиденья куртку.

Лобовое стекло бликовало. Что увидел внутри Денис я, с того места, где стоял, не разглядел. Но яростный рёв услышали все.

— Пристрелил, тварюга! — взвыл Денис. Бросился к Маэстро — по-прежнему держащему у собственного виска пистолет. — Да ты знаешь, кого убил⁈ Мне этот парень был как брат!

На мой вкус, переиграл он безбожно, но Маэстро это не смутило. Он не ждал игры и криво ухмыльнулся.

— В этом ваша слабость, проводник. В глупых, нелепых привязанностях к людям. Хотя казалось бы — что вам эти человечишки? Их век короток. Ваш — бесконечен.

И в этот момент я понял, что Маэстро заглотил крючок так глубоко, что он уже проник в его условный кишечник. Этой мрази просто нравится стоять тут в позиции силы и бросаться словами.

Отчаявшись поживиться на нашем берегу Днепра, я рванул мыслью к уважаемым коллегам, в Заднепровье. Несмотря на расхожее местное выражение, что «в Заднепровье жизни нет», жизнь там присутствовала. А где жизнь — там и смерть. И интуиция повлекла меня туда, где должны, где просто обязаны быть пустышки. Не знаю, согласно какой логике. Просто, блин, потому, что я так хочу! Это что, так мало⁈

Изольда стояла рядом со мной. Вне всякого сомнения, она почувствовала и моё напряжение, и неестественность поведения Дениса. Взгляд, который бросила на меня, был обеспокоенным. И в этот момент я почувствовал, как по губам и подбородку течёт что-то тёплое. У меня носом пошла кровь.

Хреново. Если Маэстро это увидит, сообразит, что я пытаюсь что-то сделать. Вот он отводит взгляд от Дениса…

— Привязанность к людям делает людей людьми! — крикнула вдруг Изольда, шагнув в сторону от меня, подключаясь к отвлечению внимания. — Что мы без этих привязанностей? Кто мы⁈ Животные, подчиняющиеся одним лишь инстинктам?

— Глупая девчонка. — Маэстро бросил на Изольду равнодушный взгляд. — Животные тоже привязываются. Друг к другу, к хозяевам. Если ты ищешь что-то, отличающее человека от животных, то ищешь не там.

Улучив момент, я рукавом куртки провёл по губам. Чёрт знает, больше убрал или размазал. Чёрт знает, насколько вообще я видим для Маэстро. Фары лупят на него, у меня из-за спины. По идее, для него я вообще — чёрный силуэт, не больше. А там — чёрт его знает.

Дзержинского, перекрёсток с Кашена, дальше, дальше… Эх, не хватает силёнок. Как будто меркнет зрение. Ну неужели и здесь облом? Да не верю!

— Без привязанностей ты свободен, — продолжал Маэстро. — Тебя ничто не держит. Ты можешь ни на что, ни на кого не оглядываться. Всегда поступать лишь так, как хочется тебе. Презреть законы толпы и восторжествовать над этой толпой, установить свои законы. Свобода! Вот в чём счастье. Но вам этого не понять. Хотя могли бы. Некоторые из вас.

Теперь он повернулся ко мне. Уставился, буравя пристальным взглядом.

— Ну почему же не понять,