Адвокат вольного города 11 - Тимофей Кулабухов

А так Ваш город станет не крайним на карте империи, а скорее промежуточной точкой.

— И местом, которым активно пользуются контрабандисты.

— Не с того начали. Вообще не с того. Я знаю, какой приказ и от кого Вы получили. И я считаю, что Вы, конкретно Вы, Олег Набиханович, поступили неправильно.

— Если Вы знаете какой и от кого, то чего Вы хотите от меня? Я человек маленький.

— Не маленький. Получив такой приказ, Вы должны были поговорить мной.

— Мы были не знакомы.

— А Вы уверены, что обстоятельства нашего знакомства Вам нравятся? Стоило наладить диалог, вместо тупой агрессии, который намекнул бы мне, чтобы я не отсвечивал в Бийске. А я не могу тут не отсвечивать, вы важный для меня город. Поэтому нам надо выстроить диалог. С Вами или другим градоначальником.

— Ну, давайте выстраивать. Без намёков на убийство, ладно?

— Без намёков. Зато я могу пожаловаться на эту ситуацию и выставить её, как вооружённое нападение, самому государю.

— Но это не правда, — он откинулся на стуле, ткнул пальцем в моих автоматчиков.

Кто-то из его администрации уже наверняка звонил в полицию и о ужас… Там не работали телефоны!

— Да плевать все хотели на правду. Мои слова, Ваши слова. Мне правитель поручил вести проект каганата.

Я второй раз за день показал своё прошение.

— Прям он поручил, — скептически покачал головой градоначальник. — Согласно прошению, это скорее Ваша инициатива, чего его.

— А что, всегда в документах пишут, что инициатива его, а не наоборот?

— Всякое бывает, как правило, инициатор не он, — вынужденно согласился он.

— Главное, что Вы это понимаете. Приказ был Мышкина, и он Вас подставил. В случае чего, он за Вас не вступится, а Ваш непосредственный руководитель, владыка Сибири, князь Тигров, спросит с вас по полной. И тогда придёт в гости старый злой карачун. Главное же, концептуально что?

— Что?

— Мышкин далеко, а я близко.

— Мышкин может организовать проблемы.

— Я тоже и быстрее, — большим пальцем показал за свою спину, где у входа в его кабинет стояли бойцы четвёртого отряда.

Он закряхтел, что можно было рассматривать как согласие.

— Пряник… Какой у Вас бизнес, господин мэр?

— Вы что⁈ Я честный и скромный чиновник, государев человек.

— Давайте не будем. Вопрос деловой.

— Ну, раз Вы спросили, то у моей супруги есть мануфактура по обработке пушнины.

— Довольно-таки редкий случай, жена высокопоставленного чиновника — успешный бизнесмен. А что, логично, регион обязывает. А сырьём где и как закупаетесь?

— Тут же и закупаюсь, в городе веду скупку.

— Айда поставим закупочный магазин в моём городе и все алтайские охотники — Ваши. Строго говоря, у Вас будет единственная точка скупки шкур в регионе, по крайней мере на первых порах. Шикарное предложение?

— Нуууу… Звучит неплохо.

— Ещё какие бизнесы?

— У тестя кирпичный завод… заводик. Это не мой родной тесть, он мне такой достался.

— У Вашего тестя появился заказ на пределе его производственной мощности. Я куплю весь кирпич, включая бой, для строительных целей. Интересно?

— Да, Вы умеете заинтересовать. А деньги у Вас на все эти шикарные жесты есть?

— Есть, с этим нет проблем. Думаете, чего на меня Мышкин накинулся?

Градоначальник задумчиво почесал подбородок.

— Будем дружить? — задал я прямой вопрос.

— А куда нам деваться?

— Хорошо. Но помните, особенности отечественного принципа «кнут и пряник», в том, что нет гарантий, что Вас не побьют пряником, как и нет гарантий, что Вас не заставят съесть кнут.

— Так и живём, коллега, — вздохнул он.

Глава 19

Оценка жизни

Я расслаблено откинулся на спинке собственного кресла в собственном же кабинете.

Редкий случай, я откровенно прокрастинировал, то есть ни фига не делал, отложив все важные дела на потом. Причём я ни фига не делал, сидя в своём кабинете на втором этаже посольства каганата в Кустовом. Окна были открыты, в кабинет свободно залетал свежий степной воздух, своими терпкими порывами отгоняя тот прекрасный аромат, который парил над моей кофейной кружкой.

Вид из окна был чудесен, а находясь в Кустовом, можно было легко представить себе, что никакой войны не происходит, меня не пытаются убить поляки, Инквизиция, англичане и не точит зуб могущественный министр Мышкин.

В своём мире я бы запустил компьютер и поиграл в какую-нибудь «Цивилизацию», чтобы хорошенько отдохнуть от той реальности, которая денно и нощно давила мне на мозг. Собственно, нормальному человеку нужно время от времени отвлекаться от реальности.

По-научному это называется «эскапизм», и все убегают по-разному, кто-то охотится, бегает за юбками, играет в картишки или танки на компе (смотря какая эпоха), пьёт горькую, торбится веществами, ходит на балы или, наоборот, в лес с туристическим рюкзаком.

Словом, все сходят с ума по-своему.

Я просто сидел и пил кофе в тишине. Я был как Штирлиц. Я знал, что через двадцать две минуты мне назначен доклад юриста (это странно, у меня — юриста, есть свой юрист, причём я его даже толком не знаю), придёт в гости командир единорогов, а потом Нианзу хотел привести того таинственного сотрудника, который занимается поиском редкой и странной информации, местного «гугла».

Я поднял кружку, чтобы сделать богатырский глоток кофе, когда мобилет ожил.

Чертыхнувшись, потому что телефон вывел меня из состояния кратковременного спокойствия, глянул на экран. Это была Гадюкина.

— Да-да, Ядвига Павловна. Безмерно рад Вас слышать.

— Так уж и безмерно? — слегка капнуло ядом от трубки.

— Конечно. Вы же меня хотите по полякам порадовать?

— Ээээ. У Вас открылся магический дар, новый, о котором я не слышала?

— Вроде того.

— Ладно, давайте без фактора неожиданности. У нас с Вами много точек соприкосновения, в том числе болезненных. Давайте про поляков.

— И что там в Польше?

— Не знаю, я-то в Кустовом. Там полонез, водка, польские зразы и сладкий суп чернина на гусиной крови.

— И кланы?

— Да, они. Мне удалось не только узнать, кто взял себе заказ на тебя, но и сколько они хотят за то, чтобы прекратить.

— Серьёзный клан?

— Называются Краковская поземельная община.

— Поземельная?

— Не спрашивай. Клан серьёзный, триста шестьдесят лет тёмных и бесславных историй.

— И сколько хотят эти пшеки?

— Сто шестнадцать тысяч.

— Фига,