Вечное Пламя - Влада Ольховская

Ее нехитрого решения оказалось достаточно: под маленьким безобидным крестиком деревянные корни вспыхнули серебристо-голубым пламенем. Огонь разгорался стремительно, сжигая дерево, как бикфордов шнур. Раде на руку брызнуло что-то густое и горячее, резко запахло сосновой смолой. Откуда-то из недр тоннеля донесся протяжный вой, оставшиеся корни отступили. Лесовик точно не был убит и вряд ли серьезно ранен, но свой урок он усвоил.

Рада замерла на полу, пытаясь отдышаться, Настя тихо плакала у нее за спиной. Толмач не представляла, сколько ведьмам придется работать с памятью этой девочки, чтобы вернуть ее к нормальной жизни.

Здесь их обеих и нашли градстражи, которых, конечно же, привлекло сражение. Обеих девушек подняли на руки и просто пронесли по тоннелю туда, где уже ждали свет и тепло.

Станцию «Фрунзенская» заблокировали для пассажиров, здесь сейчас было шумно. Работали спасатели и медики, готовились к штурму тоннеля градстражи. Настю направили к остальным эвакуированным людям, Раду же отвели к небольшой палатке, установленной прямо на платформе.

Там уже дожидалась мама. В том, что Усачев ей позвонит, Рада не сомневалась ни секунды, потому и не сделала этого сама. Да и тревожить не желала – хотя, конечно же, понимала, что без тревоги не обойдется.

Только здесь Рада обнаружила, как сильно ей на самом деле хочется плакать. Странно так… В тоннеле она не то что сдерживала слезы, их просто не было, даже в моменты самой большой опасности. А здесь, когда никакой угрозы не осталось, когда мама снова была рядом – будто прорвало! Рада прижалась к Ирине, спрятала лицо у нее на плече и дала волю слезам, и ей было все равно, кто это видит, что там себе думает Усачев.

Ирина не пыталась ее отчитывать и не упрекала за то, что дочь отстала от колонны. Она гладила Раду по волосам и шептала слова успокоения на ухо. От этого стало легче: страх будто отпустил, ослабил хватку, вернулись силы и ясность мыслей.

Вот тогда Рада обнаружила, что мама увела ее в дальний угол палатки. В центре же стоял столик, на котором были разложены карты, схема метро и какие-то кристаллы. Над всем этим склонились Усачев и другие начальники градстражи, напряженно что-то обсуждавшие.

Ну а у входа в палатку уже маячил Пилигрим. Рада понятия не имела, когда он пришел и как много увидел, зато понимала, почему он здесь. Ему не полагалось входить на территорию руководства, он должен был держаться подальше, а он все равно стоял и ждал, пока ей станет лучше.

Ирина тоже заметила его, она улыбнулась:

– Заходи, Петр, рада тебя видеть.

Пилигрим опасливо покосился на начальство, однако дожидаться, пока ему что-нибудь запретят, не стал. Он подошел к Раде и тихо спросил:

– Как ты?

Он не выглядел обеспокоенным. Со стороны наверняка казалось, что это просто вежливый вопрос, из тех, на которые честный ответ и не нужен. Однако Рада слишком хорошо знала градстража, чтобы обижаться. Он показал ровно столько, сколько мог… достаточно.

– Бывало и лучше, – признала она. – Но он до меня не добрался… Уже известно, кто это такой и что ему нужно?

Ответить Пилигрим не успел – его опередил Усачев:

– Да ни черта не известно!

– Дима, цензура, – укоризненно посмотрела на него Ирина.

– Во-первых, черти – тоже нечисть. Во-вторых, детишки выдержат, раз уж умудряются влезть везде и всюду! Мы не только не знаем, кто он такой, мы его еще и не поймали. Из тоннеля он удрал, похоже, направился к парку, отсюда недалеко.

Ирина заметно помрачнела:

– Это очень плохо…

– Сам знаю! А ты говоришь – цензура!

Рада не стала уточнять, что здесь такого уж плохого, она и так понимала. Лесовик отличался необычайной силой, он уже натворил бед в метро. А в старом парке он станет намного могущественней, там он может как затаиться на любой срок, так и устроить грандиозное нападение на людей.

Его нужно было как можно скорее захватить, такой непредсказуемый нелюдь – угроза для всего Минска. Вот только Усачев, судя по тому, как он дымился, понятия не имел, каким образом это сделать, не выжигая целый парк.

Зато Рада внезапно поняла, что у нее как раз вариант есть.

– Мы можем его выманить! – объявила она. – Спровоцировать на нападение и захватить. Сил у вас хватит?

Усачев от такой наглости кольцом дыма поперхнулся.

– Сил хватит?.. У градстражи сил хватит?! Ирина!

– Дим, ты можешь ей просто ответить?

– Да я никого обижать не хотела, – примирительно сказала Рада. – Я просто помню, какой он… большой. Я говорю о том, достаточно ли здесь градстражей?

– Два сильных боевых отряда, – подсказал Пилигрим. – Должно хватить.

– Если этот псих соизволит вылезти, – уточнил Усачев. – Но если он засядет в таких старых деревьях, его ни одна из наших ведьм не вытащит!

– Это и не понадобится, – покачала головой Рада. – Его вытащу я. А точнее, я приду туда, и на меня он не сможет не напасть.

Ирина посмотрела на нее с непониманием, Пилигрим тоже на этот раз не сумел скрыть, что растерян. А цмок вообще сразу же рыкнул:

– Мне сейчас не до детской самодеятельности!

Это был ее последний шанс отступить. Смалодушничать, сделать вид, что она действительно пошутила. Потому что Раде совсем не хотелось геройствовать. Да у нее при одном воспоминании о корнях, прорывающихся к ней сквозь землю, все замирало внутри! Ее никакие награды и похвалы не интересовали, ей куда больше нравилась перспектива выжить.

Но иногда ты просто берешь и делаешь то, что нужно. Совсем не за награду.

Поэтому Рада и не стушевалась под возмущенным взглядом начальника градстражи. Она продемонстрировала Усачеву свою руку, покрытую засыхающей сосновой живицей.

– В тоннеле у меня получилось ранить его – с помощью крестика, который дала мама. После этого он и удрал из тоннеля, хотя его даже ваши патрульные не смогли отпугнуть!

– Дима, крестик от Гриши Воронцова, – подсказала Ирина. – Он действительно мог ранить лесовика. Допустим, ты права. Что ты предлагаешь?

– Использовать меня как наживку, – пожала плечами Рада. – Разве это не очевидно?

Это действительно было очевидно. Начальница толмачей не могла не знать, что лесовики очень мстительны – совсем как любые другие лешие. Первыми они обычно не нападают, но уж если их обидеть – спуску не дадут. А этот изначально был диковатый, он обязан броситься на человека, причинившего ему боль.

Поэтому все Ирина прекрасно понимала, но соглашаться, конечно же, не собиралась:

– Я запрещаю!

– Ну, ма-а-ам!