Ключи петроградские. Путь в академию - Мелалика Невинная

это ты решил, что их надо прогнать.

– Просто поверь мне: это не забота об академии, – проворчал ворон.

– Пусть так, – согласилась я. – Тогда ответь мне, почему бы домовым не прийти к нам самим? Они же все знают, все видят, и наши поиски наверняка тоже.

– И да и нет, – отозвался ворон. – Домовые не следят за людьми как камеры наблюдения. Их больше волнует дом. Да, что-то они замечают, что-то видят, но не придают этому значения либо придают, но совсем не то, что люди. Они живут фактически на параллельном нам слое реальности, бок о бок, но не впритык к нам. По большому счету они начинают общаться с людьми, когда тем грозят проблемы в доме или с домом. Поэтому наши с тобой поиски домовых не волнуют, а вот гончие или источник, который может их призвать, – штука важная. Она стоит внимания. Самим домовым приходить к нам, как я уже говорил, смысла нет – им не важно, что мы ищем. А вот когда ты обращаешься за помощью, это уже вопрос второй.

– Понятно, – привычно вздохнула я. – Тогда рассказывай, как правильно призвать этого Афанасия Никитича.

Ворон кивнул и принялся наставлять меня.

Глава 26

– …милости прошу откушать и меня послушать, – завершила я ритуальную реплику, вежливо склонила голову и повела рукой в сторону лежавшего на столе пакета с фруктами.

Главный домовой был похож не то на купца из пьес Островского, не то на приказчика такого купца. Скорее больше на приказчика: образ завершали хромовые сапоги и картуз с блестящим козырьком. Признаться, я ожидала, что глава всех домовых магической академии будет выглядеть более утонченно. Впрочем, своему имени домовой соответствовал. Смотришь и понимаешь: как есть Афанасий Никитич.

– Приятно, когда молодежь чтит традиции, – уже безо всякого былинного пафоса, с которым он перебрасывался со мной ритуальными репликами, сказал домовой и, взгромоздившись на стул, достал из пакета апельсин. – Ты тоже бери, разделим трапезу.

Ворон велел не перечить домовому. Я кивнула, взяла себе банан и села на свою кровать.

– Что же тебя сподвигло ко мне обратиться? – поинтересовался Афанасий Никитич, расправившись с апельсином и аккуратно сложив шкурки на столешницу.

Я, стараясь быть предельно краткой, обрисовала ему ситуацию с гончими и амулетом.

– Мне нужно найти амулет, спрятанный на территории академии, – подытожила я. – Вы, домовые, следите за этой территорией и, полагаю, можете мне помочь.

Домовой съел еще две мандаринки, сжевал киви вместе со шкуркой, ананас любовно погладил по боку, но кусать не стал и наконец изрек:

– Могу сказать тебе, где находятся оба амулета, но у меня будет встречная просьба.

– В смысле оба? – изумилась я.

– Амулетов два, – напомнил мне домовой мои же собственные слова. – Один лежит ближе к месту охоты, второй находится у призывающего. Я могу сообщить тебе место нахождения обоих амулетов, если будет исполнен ряд моих просьб.

Уже ряд, сглотнула я. Надеюсь, домовым не потребуется от меня ничего неподъемного.

– Так что?

– Чего вы хотите? – вопросом на вопрос ответила я.

Все же, прежде чем согласиться, надо было понимать, на что я соглашаюсь.

– Алису надо социализировать, – таким тоном, будто речь шла о члене семьи (причем нашем с Афанасием Никитичем общем), сообщил домовой. – Девочка она способная, но шурупчиков ей не хватает. Это, как бы тебе сказать, фонит. Создает помехи в общем фоне.

– Как ее социализировать? – глупо спросила я.

– Это уж сами решайте, – пожал плечами тот. – Что делает человека человеком?

– Не знаю, – протянула я.

– Вот и узнай, – усмехнулся он. – Хорошо бы ее сделать не заготовкой человека, а чуть больше человеком. Все же с живыми людьми работает.

– Ладно, – вздохнула я, внезапно осознав, что Афанасий Никитич, хотя и обращался ко мне на «ты», сказал «сами решайте». Это он, выходит, в курсе про ворона? Впрочем, он же главный домовой. – Что еще?

– Я составлю список того, что требует ремонта и замены до начала учебного процесса, – ответил домовой. – Будет лежать на столе.

Он поймал мой взгляд, скользнувший по столешнице.

– Да не на этом. Сам знает на каком. А еще пусть сам знает, что не там он ищет. Там, да не там. Те, кто сидит, повязаны с теми, кто приходил. Так и передай. Он поймет.

Кто поймет, что поймет, лихорадочно соображала я, но вслух произнесла:

– То есть сначала надо выполнить ваши просьбы, а потом вы покажете…

– Нет, – отрезал домовой, схватил пакет с оставшимися фруктами за ручки и спрыгнул со стула. – Сначала я пришлю мальчика, он покажет и расскажет, где амулеты.

– А как же…

– Гарантии? – прищурился мой собеседник. – Я вижу, с кем имею дело.

– Вы меня впервые видите, – фыркнула я, но тут же прикусила язык: во-первых, наверное, не впервые, раз он тут за всем следит, а во-вторых, ворон велел не спорить.

Афанасий Никитич закрыл лицо свободной ладонью, потом убрал ладонь и, посмотрев на меня, сказал практически с интонациями ворона (а, может, даже и ректора):

– Человек, идущий на контакт с духом посредством отлично проведенного ритуала, не может быть настолько недальновидным, чтобы потом нарушить обязательства, которыми он связывает себя с вызванным духом. Человек, справившийся со стаей адских гончих без амулета, не может быть клиническим идиотом в вопросах взаимодействия с силами. Или я не прав?

– Новичкам везет, – буркнула я, опуская глаза.

– Может, ты и новичок, – отозвался он, – но у тебя хорошие наставники, даже те, кого ты своими наставниками не считаешь, а считаешь идейными врагами.

– Никто тебе не враг, никто тебе не друг, всяк тебе учитель, – пробормотала я.

– Именно, – кивнул домовой, любовно прижал к себе пакет и исчез.

Интересно, подумала я, считается ли информация, которую он мне сообщил про Алису, информацией о проживающем в доме и можно ли ее использовать в работе. Потом меня догнало филологическим озарением. Домовой использовал в речи слово «сам». Если я правильно помню, этим словом часто обозначался муж или хозяин. Мужа у меня нет, а хозяин над нами всеми, включая домового, – это ректор. То есть Афанасий Никитич передал информацию для ректора, точно зная, что она будет донесена. Внутри меня все похолодело. А если этого Афанасия может призвать кто угодно другой? Тот же Семенов? И он ведь в точности так же – намеками или прямо – может заложить нас с вороном.

– Ушел? – Ворон протиснулся в приоткрытое окно минут через пять после ухода домового.

– Ушел, – кисло подтвердила я. Я все еще сидела на кровати. Сил встать не было. – Обещал прислать мальчика, который покажет, где амулеты.

– Амулеты? – переспросил ворон, забираясь ко мне на колени и заглядывая в лицо.

– Амулеты, – кивнула я. – Говорит, знает, где второй. А еще он велел передать ректору, что тот ищет там, но не там. Что те, кто сидит, связаны… нет, повязаны с теми, кто приходил. Говорит, ректор поймет.

Ворон внимательно посмотрел на меня, потом просто плюхнулся на пятую точку.

– Так прямо и сказал? – будто не веря своим ушам, переспросил он.

– Так прямо и сказал, – согласилась я. – Надавал нам заданий. Ректору на стол обещал положить бумагу со всеми недочетами, которые надо исправить до начала учебного года, а мне велел научить Алису быть человеком, а то, говорит, от нее помехи в эфире.

Ворон открыл клюв. Ворон закрыл клюв. Ворон пощелкал клювом.

– Чудны дела твои, – проворчал он, после чего вскочил на ноги, перебрался с моих коленей на стол и принялся ходить туда-сюда.

«Мама, мама, что я буду делать…» – почему-то закрутилось у меня в голове.

– То есть вот так и сказал? – вновь спросил ворон, замирая на краю стола.

– Так и сказал, – повторила я и поделилась с ним своими переживаниями: – А вдруг его вот так же в точности вызовет Семенов и он нас сдаст?

– Афанасий Никитич? – хмыкнул ворон. – Этот не сдаст. У домовых и слова-то такого нет.

– Ну хорошо, не сдаст, но выдаст информацию по запросу.

– Он ее так выдаст, что вроде ответит, а вроде и нет. Просто поверь мне.

– Хочешь сказать, что главный домовой настолько за ректора, что, хоть режь его, он ничего не выдаст?

– Он присягу давал, – нехотя откликнулся ворон. – Это, конечно, не совсем присяга в человеческом понимании, но близко. В общем,