Грех и спасение - К. Ф. Брин

По моей коже пробежал холодок, потому что я поняла, к чему он клонит.

– Я не хотел помечать тебя, – сказать он. – Я не знал, что делал это.

Я по-прежнему не дышала, и мои легкие начали гореть. Я боялась, что Киран жалел об этом.

– Метка остается навсегда, – продолжил он. На его лице не было никаких эмоций. – Немногие Полубоги до сих пор применяют эту практику. Еще меньше тех, кто делает это из любви, – мой отец тому пример. – Киран медленно покачал головой. – Мне жаль, Алексис. Пожалуйста, поверь мне. Но я не могу убрать ее. Ничего не изменишь.

В его голосе прозвучало разочарование, чувство вины и самое главное – сожаление.

Снова начать дышать было непросто. Слеза побежала по моей щеке. Я собиралась сказать что-нибудь беззаботное, но моя нижняя губа дрожала так сильно, что мне пришлось закрыть рот. Я с трудом пожала плечами, и тогда еще одна слезинка скатилась вслед за первой.

Я смахнула их, чувствуя, как огромная боль разъедает меня изнутри. Я не знала, почему мне было так больно. Почему я так реагировала. Конечно, Киран был не рад, что случайно оставил вечную метку. Конечно, он переживал. Мне тоже следовало переживать.

Но в этот момент я почувствовала, будто Киран только что пробил дыру у меня в груди, набил ее динамитом и поджег фитиль. Что-то внутри меня думало – надеялось, – что даже если он пометил меня случайно, он был не против серьезных отношений. Я верила в это и даже создала постоянную связь между нашими душами.

Какая же я идиотка. И теперь я прозрела.

– Что нам теперь делать? – Мой голос был похож на шепот, и я приложила все усилия, чтобы повысить его. – Ее можно скрыть?

Хотя Киран по-прежнему не шевелился, его поведение изменилось: резко стало жестоким и агрессивным.

– Ты хочешь скрыть ее?

– Ну… – Растерявшись, я смахнула еще одну слезу. – Зачем мне показывать всем метку, которую ты не хотел ставить?

В комнате снова повисла тишина.

– Черт возьми. – Киран откинулся на спинку дивана и выдохнул, прежде чем провел рукой по своему лицу. – Ты понимаешь, к чему я клоню? – Он сложил руки на груди, и я вытерла очередную слезу. Нет, я не понимала, к чему он клонил. Не имела ни малейшего понятия.

Резко поднявшись, Киран начал ходить по комнате. Меня охватила паника, что он может уйти. Оставить меня с ощущением одиночества и случайной меткой. Но когда Киран дошел до стены, он развернулся и снова направился ко мне.

– Я веду себя неправильно, – произнес он, запустив руку в свои растрепанные волосы. – Мой мозг не работает. Я пытаюсь извиниться за свой поступок, но в глубине души хочу повторить его. Хочу затащить тебя в эту постель, снова пометить и накрыть своей магией каждый дюйм твоего прекрасного возбуждающего тела.

Я молча уставилась на него. От противоречивых мыслей у меня закружилась голова.

Расстроенный, Киран остановился возле меня.

– Хочешь услышать правду?

– Да.

Он снова направился в другой конец комнаты.

– Когда-то метка показывала владение. Помечались ценные наложницы. Преданный король под контролем Полубога. – Киран развернулся и снова приблизился ко мне. – Отмена рабства положила конец практике владения через метку. Тогда метки стали показывать любовь…разделение власти. Король-маг мог пометить свою королеву. – Киран остановился и пристально посмотрел на меня. – Ты наверняка понимаешь, как редко Полубоги хотели делиться властью. – Он снова шагнул в сторону. – Но практика сохранилась. Например, Полубог Лондона и его жена правят вместе. Но то, что случилось с моим отцом и матерью, – не редкость.

Киран опустился на диван и поставил локти на колени.

– Пометить кого-то – серьезное решение. В отличие от брака, метку нельзя отменить. – Он посмотрел на меня. – Мы же едва знаем друг друга.

Я кивнула, потому что Киран был абсолютно прав. И все же у меня в груди пульсировало. Очередная динамитная шашка взрывалась, когда он говорил нечто подобное.

Киран устало откинулся на спинку дивана. Он выглядел изможденным.

– Я не дал тебе возможности возразить. Я оставил метку, не спросив твоего согласия. Я навсегда обрек тебя на это… даже не предупредив.

Я снова кивнула, потому что его слова были правдой. Но я сделала то же самое, связав наши души навсегда.

– Я совершил необратимую ошибку, и мне нет прощения. – Киран обмяк. – Но, когда ты спросила, можно ли скрыть метку… на секунду я растерялся. Эта идея задела меня глубоко внутри. – Он ударил кулаком по груди, месту, где взрывался мой динамит. – Я не знаю, что бы могло помешать мне снова пометить тебя. Даже сейчас, сказав, насколько это ужасная идея, – Киран беспомощно пожал плечами, – я хочу сделать это снова. Хочу обжечь твою кожу своей магией, чтобы никто никогда не прикасался к тебе. Хочу поделиться с тобой всем, что у меня есть. Хочу, чтобы ты всегда была рядом. – Он поднял руки и тут же опустил их. – Я не знаю, что еще сказать, кроме того, что мне очень жаль и что я надеюсь на твое прощение.

Я растерянно уставилась на Кирана.

– Значит… ты бы не хотел стереть метку, если бы мог?

Взгляд Кирана стал совершенно открытым. Грубым.

– Нет. Хотя на то есть причины, я не хочу. Но если ты очень злишься, я могу притвориться, что ничего не произошло.

Еще одна слезинка побежала по моему лицу. Мне не хотелось поддаваться чувству облегчения, пока я не постучу по чему-то деревянному.

Киран потянулся ко мне и смахнул мои слезы.

– Я люблю тебя, Алексис. Каждый раз, когда я узнаю что-то новое о тебе, я хочу тебя еще больше. Пусть мы знакомы не так долго, мое чувство глубоко. У меня есть все причины верить, что оно будет расти до тех пор, пока не лишит поэтов слов, а любовные баллады Эда Ширана не померкнут на фоне с ним.

Я рассмеялась, всхлипнув.

– Что, если я уйду?

На лице Кирана мелькнул гнев, прежде чем он снова обрел контроль над собой. Повисло тяжелое молчание. Он медленно выдохнул.

– Я займусь йогой. – Его губы растянулись в кривой улыбке. – Если честно, это убьет меня. Доведет до ярости. Во мне гены моего отца, и я слишком властный. – Киран провел большим пальцем по моей щеке. – Но ты не принадлежишь мне. Ты вправе делать все, что хочешь. Я не наврежу тебе. Никогда. Я придумаю систему сдерживания на случай, если сойду с ума. Я никогда не заставлю женщину страдать так, как страдала моя мать. – Он