А. Смолин, ведьмак - Андрей Александрович Васильев

которые пережил человек за тот или иной период времени, это тоже некое мерило.

— Коль, ты меня пугаешь, — перекрестилась Мезенцева. — Эк тебя с недосыпа растопырило.

— Да это не я сказал, — отмахнулся от нее Николай. — Мне до таких высказываний еще жить да жить.

— А, понятно, — Евгения лихо крутанула руль, сворачивая на мою улицу. — Из репертуара Титыча высказывание. Как я сразу не догадалась.

— Из чьего репертуара? — переспросил я.

— Неважно, — Николай протянул мне визитку. — Вот телефоны. Моя карточка у тебя есть, это Женькина. И на обороте, видишь, еще один номер? Это Пал Палыча, о котором я тебе говорил. Но этот телефон на совсем уж крайний случай, только если до нас не дозвонишься.

— Понял, — я убрал карточку в карман. — Надеюсь, до крайнего случая дело не дойдет. Мне лично вообще хотелось бы, чтобы в вашей операции все обошлось без моего участия.

— Это вряд ли, — не стал меня обнадеживать Николай. — Да и вообще — всегда лучше предполагать худшее, в этом случае люди не расслабляются и быстрее соображают. Вот и ты нюха не теряй, будь всегда настороже. Не забывай втыкать нож в притолоку, не ленись, изучай ведьмачью книгу. Будь готов к тому, что придется защищать свою жизнь, причем не по людским правилам и законам, а по другим, заповедным, поконным.

— Да, о заповедных вопросах, — я подавил зевок. — Слушай, а ты правда поедешь тех ведьм уничтожать? Ну что из Лозовки? Вроде как ты им обещал.

— Неплохо бы, — помолчав, ответил Нифонтов. — Но пока нет. Я же говорил — это те еще твари, их убить сложно. Причем тут есть еще и масса нюансов — природных ведьм лучше всего убивать ночью и тогда, когда они в своем истинном облике. Мало того — желательно еще и в новолуние. Там вообще дело очень специфичное. Поэтому — пока нет. Но можешь мне поверить — я про них не забуду, уж будь спокоен.

И я ему поверил. Этот не забудет. Не завидую я трем обитательницам Лозовки.

— Приехали, — Мезенцева тормознула у моего подъезда. — Все, Сашка, ты дома. И подругу свою мне тут не вздумай оставить, забирай ее с собой.

— Спасибо вам, — еще раз от всего сердца произнес я. — Если бы не вы…

— Все-все, это мы уже слышали, — похлопала ладонями по рулю Мезенцева. — Не повторяйся.

Я вышел из машины, обошел ее вокруг, открыл дверь и вытащил из салона спящую Маринку. Она что-то пробормотала, когда я закинул ее руку себе на шею, почмокала губами, но глаза не открыла.

— Помочь? — спросил меня Николай.

— Донесу, — пропыхтел я. — На созвоне.

— Бывай, — донеслось из салона, хлопнула, закрываясь, дверь, и внедорожник, обдав меня дымком из выхлопной трубы, резко рванул с места.

— Дизель, — чихнул я и с невысокой скоростью направился к подъездной двери.

— Ой-ла! — воскликнула дворничиха, заметив нас. — Что ты делаешь, зачем ей пить дал! Она же ребенка ждет от тебе. Нельзя ей пить! Что ты голова свой думал!

— Она…. Сама… — пропыхтел я, шаря в кармане в поисках ключей. — Никогда у меня ничего не спрашивает.

— Ты такая же была, Фарида, — от соседнего подъезда меня поддержал муж дворничихи. — Никогда меня не слушала! Зачем сюда приехала беременная? Говорил — дома сиди, денег жди!

— Жена с мужем жить должна, — сдвинула черные брови дворничиха. — Что за жизнь — ты тут, я там?

— Так если приехала — то молчи! — рыкнул дворник. — Говорить много стала, алла! Эта Москва как зараза какая-то, все вы смелый такой становитесь. Если он решил, что его женщине можно немножко вина — значит, можно. Его женщина, ему решать.

— Спасибо, — поблагодарил я дворника за мужскую солидарность и, наконец, открыл дверь. — Приятно встретить настоящего единомышленника.

— Куда деваться, э? — сообщил мне дворник. — Если не мы их, то они нас. Много воли взяли, надо их того!

Чего именно «того», я так и не понял. Да и если честно — меня сейчас самого «того» можно, ноги не держат.

На последнем издыхании я ввалился в квартиру, допер Маринку до дивана, разул ее, поразмыслил — раздевать ее или нет, и решил, что не стоит. Ну да, можно было бы устроить веселую шутку с небрежно скомканной одеждой на полу и искусственно использованным презервативом, но лениво. Точнее — сил нет. Да и потом — кто знает, какой контакт у нее в голове после подобной шутки перемкнет? А главное, ведь потом не докажешь, что это был розыгрыш. Так что — нафиг.

Вернувшись в прихожую, я обнаружил, что рюкзак уже расстегнут, а Родька вынимает из него какие-то вещи, вроде вышитых полотенец, маленьких лапотков, подшитых кожей валеночек и тому подобных старорусских сувениров. Плюс какие-то узелки, туески… Как он столько хлама в рюкзак вообще впихнул?

— Слушай, — спросил я у него. — Это значит, нож просто взять и воткнуть надо? Без всяких наговоров?

— Старый хозяин так делал, — подтвердил Родька. — Не слышал я, чтобы он заговор каждый раз клал на притолоку или нож. Только тут так, хозяин — может, притолока давно заговоренная была. Дому нашему лет-то много уже, и не он его строил. И не предыдущий хозяин тоже. Смекаешь?

— Смекаю, — кивнул я. — Надо было с собой не только нож забирать, но и часть избы перевозить.

Странно, не производил дом ведьмака ощущения древней постройки. Дом как дом, обычный, пригодный для зимнего проживания. Таких по Подмосковью пруд пруди. Но и словам Родьки не верить смысла не имело. Хотя и Дарья Семеновна тоже изначально выглядела как безобидная старушка.

Впрочем — хрен с ним, с домом, пусть выглядит, как хочет. Мне в нем не жить. А тут — как будет, так и будет, сделаю, как сказано было, после поглядим.

Я достал нож и вогнал его в деревянный косяк второй двери, постаравшись сделать это так, чтобы он не слишком бросался в глаза. Учитывая полумрак прихожей, вышло вроде нормально.

Хорошо все-таки, что у меня две двери — первая, металлическая и вторая, деревянная, старая, которая тут всегда была. Удачно получилось, что говорить. В металл-то хрен чего воткнешь. И ломай голову в этом случае — что делать?

— Бди, — сказал я Родьке. — А я спать.

— Ага, — отозвался тот. — Хозяин, а эта твоя знакомица, она чего, с нами здесь жить будет?

— Нет, — ответил я и поинтересовался: — А ты что, против?

— Против, — немедленно заявил Родька. — Кабы она хозяйственной была, рукастой да ухватистой — тогда ничего. А с этой толку, как с козла молока. Сразу видно — никчема лядащая. И вообще — у нее свой