Шуруба Тира. Последний посетитель - Мария-Виктория Купер

— А меня помнишь, Шуруба?

За моим столом сидел средних лет мужчина в белом халате.

— Вот тебя я помню. Иван Иваныч. — сказал я и вытер руками слезы. Одна слезинка попала на губу и зажгла язву. Из раны снова пошла кровь.

— Помрёшь ты от этого проклятья, дурак.

— Не надо было меня комиссовать. Зачем меня домой отправил? Там бы я быстрее сдох.

Я зажёг новую сигарету и сделал очень длинную затяжку.

— И эта отрава тебя к могиле приближает. Язва-то твоя и из-за этого тоже. — сделал замечание доктор и сам достал из нагрудного кармана белого халата сигарету. Он задымил вместе со мной.

— А ты зачем? Тебе я что сделал? — уставши спросил я, затянувшись второй раз.

— Да вот, напомнить пришёл.

Я начал было сопротивляться, но в мой мозг врезалось всё ярче и ярче противное больничное освещение. Очередь в процедурный. Старая толстая медсестра делает болючий укол в задницу. Очередь за таблетками. Очередь за едой. Очередь к врачу. Захожу.

— Здравствуйте. Пациент Шуруба.

— Здравствуй. Я Иван Иванович, доктор. Расскажи, что там произошло. — спросил мужчина средних лет, внимательно изучая меня взглядом.

Я присел на кушетку и подробно рассказал всё, что знаю и помню. Мне ещё в приёмном отделении хорошо объяснили, что делают с теми, кто врет и отмалчивается: ставят “укол правды” и получают любую информацию.

— Хорошо, хорошо. А теперь раздевайся. Осмотрю тебя.

— Обязательно? — зачем-то спросил я, стягивая с себя нателку.

— Обязательно. — огрызнулся врач и подошёл ко мне.

Вдруг у меня перед глазами понеслись картинки неизвестной мне жизни: мужчина обнимает жену, дети, похороны, любовница, другие дети, деньги, откупы, ложь, уважение… И затем вторая картинка, чёткая, твёрдая: в кабинет заходит парень с черными усами и вонзает нож в сердце Ивану Ивановичу.

И тут я всё понял.

Врач прикоснулся ко мне ледяным фонендоскопом. Я отскочил от него и неожиданно для себя выпалил:

— Если вы продолжите, то вас усатый зарежет.

— Что? — врач замер с фонендоскопом в одном ухе. Затем схватил меня за плечо и придавил предплечьем на горло: Кто тебя послал?!

— Никто. Я увидел… — растерянно сказал я и сполз по стене. Голова закружилась, заныли ноги, стало очень плохо.

Врач присел ко мне и шёпотом сказала:

— Что ещё ты видел?

— Любовница, кучерявая, светленькая. Гроб видел, похороны чьи-то. И ещё жена с детьми, черноволосые всё. Два мальчика. — ответил я, кое-как вычленяя мысли из головной боли и борясь с тошнотой.

— Что ещё?

— Надо уезжать. Срочно. Подальше.

— Куда?

Я напряг голову и чётко увидел город рядом со своей родной Красной деревней… Но никак не мог вспомнить название. После контузии плохо у меня было с названиями…

— В город, который на берегу огромного круглого озера. Где деревня Красная. Туда надо, там только будет тихо. Жену любить надо, и все несчастья прекратятся.

— А если не уеду, когда он придёт, усатый? — ещё тише спросил врач.

Я напрягся и снова увидел картинку, как заходит тощий усатый парень… На столе стоит календарь. Я всмотрелся…

— Послезавтра.

— Понял. И про город понял, у нас там тёща живёт. Жила. Жена просила туда переехать. Вот, только с похорон вернулись оттуда…

— Уезжайте немедленно.

— Я понял. Я тебя комиссую. Поспособствую. — ответил Иван Иванович и что-то написал в бумажках. — Свободен!

На завтра меня отправили домой. Через неделю я зашёл в свой дом… За мою службу умерла мать, а следом за ней ушёл отец. Я поехал в город в военкомат и там встретился с доктором…

— Вот это встреча! Вот это да! — радостно проорал на весь коридор врач.

Я вежливо улыбнулся и отошёл в сторону. Но мужчина подошёл ко мне и близко наклонился.

— Мне позвонили. В моём кабинете зарезали нового. Со мной спутали. Ты мне жизнь спас.

— Рад служить. — автоматически ответил я.

— Шуруба! — прокричал властный мужской голос из-за двери и я шмыгнул в кабинет…

В ушах зазвучал тёплый и родной голос… Я вернулся в реальность.

— По́лно, сынок. Хватит переживать.

Передо мной за одним столом сидела мама. Такая молодая и такая красивая. Моя мама. В светлом платье. Ярко-голубой платок покрывал голову и крепким узлом держал толстую каштановую косу.

— Мама! Мамочка! — крикнул я и сделался таким маленьким, будто мне снова шесть. Я вскочил со стула, опрокинув его, и влетел в мамины объятия. Любовь. Безграничная любовь окутала меня, словно тёплая шаль, связанная самыми добрыми и заботливыми руками. Счастье.

— Мама, ты же умерла. Так давно… — я пытался заглушить дурные мысли и всё сильнее вжимался лицом в мамино платье. Её нежные мягкие руки гладили меня по голове и по спине. Но я понимал, что мамы больше нет.

— Пойдём домой? — спросила мама, не прекращая гладить меня по голове.

— Куда же это? Мы и так дома…

Вдруг мама стала какой-то маленькой, щуплой, худой. И по моим рукам побежало что-то тёплое, липкое, густое…

Я отхлынул от мамы и застыл в полнейшем ужасе. На стуле сидел тот мальчишка. Который перерезал в ту ночь моих товарищей в больничной палатке. Из его тонкой грязной шеи лился водопад крови. А в моей руке был зажат окровавленный нож.

Мальчик смотрел мне прямо в глаза. Затем, улыбнувшись, процедил, преисполненный ненавистью:

— Будь ты проклят, Шуруба. Место тебе в аду!

Меня разбудил странный звук. Я лежал с закрытыми глазами, сдерживая тошноту от головокружения, и слушал, как кто-то стучал в стену дома под окном. Глухие удары с длинными паузами быстро затухали, теряясь в толстых брёвнах, и я не был уверен, что это всё происходит в реальности.