Рокировка - Василий Анатольевич Криптонов

—…мой брат устал и уже засыпает… — сказал Борис голосом Анны. —…я бы не стала его тревожить, Серафима Ильинична…

— Ох… — сиделка перекрестилась. — Ну, дай Господи, чтобы сон на пользу. Я тогда позже зайду, посмотрю.

Борис невнимательно кивнул женщине и сделал шаг в сторону лестницы, ведущей на первый этаж. Покачнулся. Надя быстро очутилась с нужной стороны и ухватила его под руку. Я встал с другой стороны. Борис, поколебавшись, взял меня за локоть. Я не был уверен, что с точки зрения этикета всё это выглядит идеально, но уже плевать. В крайнем случае Анне придётся потом выслушать лекцию. Впрочем, если наш план в итоге сработает, то вряд ли кто-то найдёт время для этой лекции.

Надя продолжала играть свою роль. С учётом того, что Борис едва держался на ногах, да к тому же Анна в принципе не болтлива, Наде предстояло до самой посадки в машину трещать без умолку, создавая непринуждённую атмосферу. С чем она, впрочем, справлялась на отлично.

— Ах, как же я завидую вам, ваше высочество! — тарахтела Надя. — Мне бы тоже хотелось обучаться исключительно на дому. Хотя, конечно, на самом деле мне просто не нравится рано вставать и идти на занятия. Ну скажите, разве это не жестоко? В нашем возрасте, когда вокруг кипит жизнь, мы должны тратить себя на эти скучные и пыльные учебники! Мне кажется, что настало время для образовательных реформ, всё это должно происходить как-то иначе. Я, правда, пока не очень понимаю, как — ведь учение, как ни крути, важно, однако…

Я заставил себя отключить мозг. Под аккомпанемент Надиной трескотни мы подошли к парадной лестнице. Лицо Анны Александровны было напряжено донельзя. Ещё чуть-чуть — и на лбу выступят капли пота. Великий князь Борис был готов грохнуться в обморок, но держался каким-то надчеловеческим усилием. Могучая сила воли у этого парня. Такие люди нам нужны.

Голос Нади тоже утратил непринуждённость. Мы должны были спускаться быстро, чтобы всё это не походило на вынос тела, и при том — осторожно, чтобы Борис в непривычной обуви не оступился. Быстро ему было тяжело, но он, стиснув зубы, старался.

И вот, когда последняя ступенька осталась позади, когда я почти позволил себе с облегчением выдохнуть, что-то изменилось в пространстве перед нами. Я готов был поклясться, что никого тут не было буквально только что, и вот — перед глазами пролетело и остановилось изумрудно-зелёное платье с золотой отделкой. А когда я поднял голову, то увидел лицо, которого не мог не узнать.

Портреты этой женщины встречались не так часто, как портреты императора. Но всё же парочка в академии была. Да и под руководством деда я старательно запомнил множество лиц, имён и фамилий, среди которых это лицо занимало, наверное, первое место.

— Ваше величество, — тихо сказал я и поклонился императрице.

Для этого мне пришлось отпустить Бориса. Надя поступила точно так же, резко замолчав. Я на неё не смотрел, но предположил, что она побледнела не хуже великого князя. Ох, не каждый день выпадают такие встречи даже на долю простых смертных. А уж когда они случаются при таких обстоятельствах… Держись, Надя. Верю в тебя, сестра. Пусть души всех великих актёров прошлого вселятся в тебя в эту секунду и позволят хотя бы просто молча стоять.

— Ты нас не представишь, моя дорогая? — послышался голос императрицы.

Негромкий и мягкий, но, как и в голосе её супруга, в нём чувствовались невероятные глубины, переполненные силой.

— Мама… — пролепетал Борис голосом сестры.— Да… Это… Это…

— Я шучу. — В голосе послышалась улыбка, и я позволил себе выпрямиться, чтобы увидеть ту же улыбку на лице её величества. — Нет нужды в церемониях. Разумеется, я прекрасно знаю, кто такой князь Константин Александрович Барятинский, человек, которому столь многим обязана наша семья. С глубоким уважением я рада приветствовать и вас, Надежда Александровна. Я очень рада, что моя дочь наконец-то нашла в свете друзей, с которыми ей по-настоящему интересно.

Взгляд императрицы блуждал с одного лица на другое. Казалось, она читает книгу, содержание которой её очень интересует. Я почувствовал жар. Вся наша затея трещала по швам. Мы всё выстроили безупречно, но один изъян у нашего плана всё же имелся: достаточно сильный маг легко мог пронзить взглядом маскировку. И если императрица сейчас увидит, что перед ней вовсе не дочь, а сын…

Хм. А что она тогда сделает?..

Не хотелось бы выяснять.

— Это великая честь для нас, — сказал я, постаравшись перетянуть внимание на себя. — Я говорю не только про дружбу с Анной Александровной, но и про встречу с вами.

— Бросьте, Константин Александрович. — Императрица перевела взгляд на меня. — Вам ли бить поклоны. Вы, в свои годы, уже сделали больше, чем многие аристократы делают за всю жизнь. Через пару сотен лет я останусь одной строкой в учебнике истории — тогда как ваши памятники будут стоять в каждом российском городе.

От таких слов я натурально утратил дар речи. Хотя, кажется, императрице только того и надо было. Она вновь посмотрела на свою… своего ребёнка.

— Я очень рада, — повторила она. — Думала, ты так и проведёшь жизнь одна, в окружении книг, дичась любого общества. Но теперь вижу, что ты повзрослела. Как же ты повзрослела… Я вижу перед собой прекрасную, цветущую девушку. А ведь, казалось бы, ещё вчера ты была четырнадцатилетним подростком и больше напоминала мальчика.

Борис, к счастью, не потерял сознания. Он даже произвёл в голове какие-то быстрые вычисления и ответил примерно так, как должна была его сестра:

— Мама! — сказал он тоном человека, который обнаружил, что мать показывает друзьям его детские фотки с голой задницей.

— Умолкаю, — улыбнулась императрица. — Желаю вам хорошо провести время. Надеюсь, вы знаете, на что идёте.

— Да, это балет… — пробормотал Борис и замолчал. Название балета вылетело у него из головы.

— «Весна священная», — пришла на помощь Надя. — Игорь Стравинский.

— Тяжёлая вещь, — вздохнула императрица. — Эти мотивы жертвоприношения… Впрочем, пусть всё страшное остаётся в искусстве. Может быть, таким образом творцы очищают наш мир от скверны. Как знать?

И она отступила в сторону, жестом предлагая нам идти дальше.

Мы попрощались, как подобало, и вышли из дворца. Молчали все. Даже Надя не сумела найти в себе сил продолжать болтовню. Впрочем, с учётом обстоятельств, это выглядело более чем естественно.

Мы подошли к машине. «Девушек» я усадил на заднее сиденье, сам уселся за руль и подчёркнуто неспешно тронулся. На трассе немного ускорился — но не до такой степени, чтобы едущей сзади кавалькаде показалось, будто хочу оторваться.

— Эт-то было напряжённо, — прокомментировал Борис, который, усевшись, стал чувствовать себя лучше. — Я не думал, что может случиться такое. Честно говоря, вообще не помню, когда в последний раз мама так долго говорила со мной.

Голос его дрогнул.

— Ей тяжело, — сказал я, следя за дорогой. — Никто не знает, как себя вести в таких ситуациях. Вот никто и не ведёт себя так, как надо.

— Именно поэтому я иногда и думаю, что без меня всем было бы лучше…

— Отставить самобичевания, — приказал я. — Следующий этап, начали.

Послышался тяжкий вздох Нади, и она принялась стягивать с себя платье. Так же поступил и Борис.

— Если бы неделю назад мне кто-нибудь сказал, что я буду сидеть на заднем сиденье автомобиля в компании очаровательной дамы в неглиже, я бы ответил, что он сошёл с ума, — пробормотал Борис.

— А если бы этот кто-то добавил, что вы и сами будете очаровательной дамой в неглиже? — усмехнулся я.

— Костя, представь, нам обоим и без твоих комментариев сейчас очень сильно не по себе! — резко сказала Надя.

Я охотно ей поверил. Даже в зеркало назад смотреть не стал. Вместо этого принялся крутить в памяти фразы, произнесённые императрицей. Что это всё такое было? У меня паранойя, или она раскусила нас на раз? А если раскусила — почему не сказала прямо? И что нас ждёт теперь? Что нам, чёрт возьми, делать?

Отменить эту операцию сейчас практически невозможно. Возможностей обделаться будет в разы больше, чем если продолжить работать по плану. Начнём с того, что в зрительском Борис может натуральным образом вырубиться, и тогда… Нет. Нет, к чёрту, работаем по плану, и будь что будет.

Минут через