Черный обходчик - Василий Анатольевич Криптонов

могу просто закосить под коллегу, который пришёл с визитом вежливости. Собственно, так оно и есть, даже притворяться не придётся.

Пока думал, на первом этаже открылась дверь, и вышла бабушка в коричневом плаще. Уставилась на меня подозрительным взглядом.

— Здравствуйте, — сказал я, поднявшись по ступенькам, и протянул женщине цветок. — Это вам.

— Ой, спаси-и-и… — запела было бабушка, взяв цветок, но, присмотревшись, тут же безошибочно определила его происхождение, и песня сменилась: — Ах ты, скоти-и-и-и-и…

Дослушивать я не стал. Быстро взбежал по ступенькам на третий этаж. К этому моменту снизу как раз стукнула дверь.

— Я уверен, бог меня простит, — пробормотал я, нажимая кнопку звонка возле двери с нужным номером. — Мы с ним вместе посмеёмся над этой ситуацией, когда придёт время…

Зачирикали электрические птички за дверью. Почти сразу щёлкнул замок. Дверь открылась, и передо мной возник мужчина. Он был моего роста, обрюзгший, с висящим из-под застиранной футболки животом, в очках с роговой оправой. Волосы тёмные, растрёпанные. Мужик явно не фанател от расчёсок и парикмахерских. На глаз ему было лет пятьдесят.

Немая сцена продлилась секунд пять.

— Ну? — спросил мужчина.

— Здравствуйте, — выдавил я.

— Ну⁈ — повторил он более напористо. — Где?

— Прошу прощения, а что конкретно вы подразумеваете, спрашивая «где?»

— Ты курьер?

— Нет, я…

— Господи…

Дверь захлопнулась у меня перед носом.

— Мило, — прокомментировал я.

Может, Ким меня наколол и привёз не на тот адрес? Так-то он парень весёлый, шутку любит. Но это какая-то тупая шутка, честно говоря. А может, у меня просто чувство юмора хреновое?

Тут вдруг лязгнула задвижка и открылась металлическая дверь рядом. Из квартиры выглянула Изольда и с удивлением на меня посмотрела.

— Тимур?

— Эм… Да-а-а… Тридцать вторая квартира?

— Эта — тридцать вторая, — улыбнулась Изольда.

Я перевёл взгляд на дверь, за которой только что скрылся негостеприимный мужик. На ней висел номер: 32.

— Мы год назад дверь меняли, эту вынесли, — сказала Изольда. — Сосед подобрал и себе поставил, вместо той, что была, там совсем хлам… И номер отдирать не стал. Все курьеры путаются.

— Я не курьер!

— Да я знаю. Заходи.

Тряхнув головой, я выбросил из головы ещё один странный инцидент и вошёл в прихожую. Изольда посторонилась и закрыла за мной дверь.

Первое, что я отметил: Изольда была трезва как стёклышко. В доме не пахло спиртным. Вообще, всё выглядело очень прилично. Передо мной тут же появились уютные мохнатые тапочки. Я скинул кроссовки.

— А я мимо проходил, решил заглянуть, спросить, как у тебя дела…

— Хорошо, — пожала плечами Изольда. — Просто решила взять перерыв.

— Да, но наш последний разговор…

— Забудь. Это всё ерунда. Ты ни в чём не виноват.

— Как будто меня это беспокоит. Я за тебя волнуюсь, Изольда.

— За меня не нужно волноваться. Ты голодный?

— Нет, только что шаурму заточил.

— Может, чаю?

— Вот это было бы неплохо.

Мы прошли в кухню. Я сел, Изольда наполнила чайник водой из графина и включила газ.

Обстановка была… специфической. Здесь как будто бы смешались совершенно разные эпохи. Скатерть на столе — матерчатая, по углам висят тяжёлые кисти. Табуретки — рассохшиеся советские. Окна — пластиковые, современные. Холодильник — рычащая «Бирюса». Над мойкой возвышается дорогущий латунный смеситель под старину. Над лампой пожелтевший пластиковый плафон родом из девяностых.

Изольда вернула на стол графин, который, может, вообще был из какого-то там хрусталя. А рядом с ним поставила вскрытую коробку с пакетированным чаем. Я хмыкнул.

— Что? — спросила Изольда.

— Да ничего. Просто интересно, как ты живёшь…

— В меру сил и способностей, — улыбнулась Изольда. — Как дела на работе?

— Зашиваемся.

— Ясно.

— Я не на совесть давить пришёл.

— Понимаю. Я спросила, ты ответил. Всё нормально.

— Да нифига не нормально! — порвало вдруг меня. — Хватит повторять, как заклинание: «Всё нормально, ты не виноват». Когда нормально, не убегают и не закрываются дома. Когда такое происходит — значит, есть какие-то проблемы. Я поговорить пришёл, как друг и коллега. Не агитировать, а спросить, чем помочь…

— Изольда, ты представишь мне своего гостя? — вдруг послышался голос.

Я наклонился вперёд и увидел за холодильником светловолосого высокого мужчину. Что такое «аристократические черты лица» я до сих пор как-то не задумывался, но сейчас, увидев этого персонажа, понял: это они и есть.

Мужчине было хорошо за пятьдесят, как соседу. Он смотрел на меня сквозь очки без оправы со сдержанным любопытством. Облачённый в халат, держал под мышкой книгу с торчащей из неё закладкой.

Я встал, почувствовав, что сейчас так будет правильно.

— Это Тимур, мой коллега, — устало сказала Изольда. — Тимур, это — Леопольд Генрихович. Мой родной брат.

— Видящий? — спросил я, протянув руку.

— Нет, — улыбнулся Леопольд Генрихович и ответил мне холодным крепким рукопожатием. — Сочувствующий. Обычная пустышка, которой сердобольная сестра вот уже скоро сто лет не даёт раскрыть свой пустопорожный потенциал, продолжая во что-то верить. А вы, я смотрю, собираетесь пить чай? Не прикажете составить компанию?

Как отвечать на такие вопросы по-аристократически, я не знал. В общаге у нас другие языки в ходу были. Неопределённо угукнул.

Леопольд сделал вид, что именно такого ответа и ждал. Присел к столу напротив меня.

Светски заметил:

— Прекрасная погода, не правда ли?

— Великолепная, — обронила Изольда. И вдруг решительно поднялась. — Я вас оставлю, пожалуй. Хочу немного прогуляться, грех будет не насладиться таким чудесным днём. Прошу меня простить, — и быстро вышла из кухни.

Мы с Леопольдом молчали до тех пор, пока не хлопнула входная дверь.

— Не возражаете, если закурю? — спросил Леопольд.

Я пожал плечами.

— А Изольда не возражает? Это ведь её квартира, насколько понимаю.

— Правильно понимаете.

Леопольд подошёл к окну, открыл. Присел на подоконник и вынул из кармана пачку сигарет. Вопросительно посмотрел на меня. Я мотнул головой.

Леопольд закурил, выпустил облако ароматизированного дыма. Горько сказал:

— Не возражает. Изольда уже очень давно ничему возражает и ни с чем не спорит. Вообще ни с чем.

— Как-то плохо верится, уж простите. Я с Изольдой, конечно, не так давно знаком, но слабовольной и нерешительной её не назовёшь.

— О, да! Тут вы правы. Решительности ей всегда было