Божьи садовники - Григорий Евгеньевич Ананьин

недолог, и через какую-то четверть часа они приземлились на ребристую крышу пятиэтажного кирпичного дома. Чуть поодаль виднелся детский садик, где уже погасли все огни, а за ним – небольшой стадион с искусственной травой и без прожекторов. Местность эта не показалась Морти знакомой, но Тодику почудилось, что они здесь когда-то были. Несколько приободрившийся белокрылый мальчуган велел подождать минуту и исчез, но вернулся даже быстрее, чем обещал, и сказал приглушенным голосом:

– Он уже немного выпил… Но это, может, и к лучшему: встреча с вами не очень его напугает. А говорить он сейчас способен!.. Давайте за мною!

– С Богом! – произнес Морти.

Сквозь крышу друзья проскользнули сперва на чердак, а затем в кухню обычной городской квартиры, настолько узкую, что, раскинув крылья, можно было бы коснуться ими противоположных стен. Почти все пространство было занято электрической плитой, покрытой желтыми пятнами, старым холодильником и тяжелым столом с наброшенной на него льняной скатертью: раньше, очевидно, она была белой и в цветочек, но теперь настолько запачкалась, что требовалось напрячь зрение, чтобы различить узор. Вообще все вокруг было настолько грязным, что мальчик-хранитель виновато улыбнулся, будто извиняясь перед Морти и Тодиком, что привел их в столь неприглядное место. Сидевший за столом человек был под стать обстановке – неопрятный и нечесаный; уголком глаза он заметил чернокрылых братьев и, кашлянув негромко, пристально посмотрел на них. В его взоре не читалось страха, а было лишь легкое удивление, словно в квартиру заглянули двое давних знакомых, которые не предупреждали, что именно сегодня явятся. Затем человек глухо спросил:

– Вы пришли за мною?

– Мы пришли не за вами, а к вам, – поправил Морти и умолк: прежде ему не доводилось беседовать с пьяными, и тут же вспомнился отцовский наказ держаться от таких людей подальше. По счастью, Тодик пришел на помощь:

– Вы ведь о нас знаете!.. Откуда?..

– Меня всегда интересовала смерть, – медленно проговорил мужчина. – Еще когда мне было пять лет, я видел с друзьями, как стая бродячих собак разорвала на улице кошку. Она была беременна, и поэтому не смогла убежать. Нерожденные котята – их было пять штук – вывалились из ее брюха прямо на асфальт… – Человек икнул; казалось, его сейчас вырвет, но он пересилил себя. – Когда после этого ночью я проснулся, то почувствовал, что простыня подо мною мокрая… А поутру как раз позвонили из другого города и сказали: моя бабушка, мать отца, умерла, и всю нашу семью ждут на отпевание и поминки. Мои родители уже знали, что я увидел накануне, и поэтому категорически не желали брать меня с собой, но дядя, брат матери, сказал: «Тогда тем более ребенку надо проститься с бабушкой: неужели вы хотите, чтобы при слове «смерть» он еще долго вспоминал лишь растерзанное животное?» Когда мы приехали, в церкви было уже много народу, священник что-то говорил, а бабушка лежала в гробу, печальная и добрая: она казалась совсем живой, будто вот-вот повернет голову, улыбнется и перекрестит меня. И мне ничуть не было страшно!.. Об этом я часто вспоминал, когда занимался танатологией…

Морти поднял руку, как в школе, и переспросил:

– Простите, чем вы занимались?

– Танатологией… Это наука о смерти, – пояснил мужчина.

Тодик легонько подтолкнул товарища и прошептал ему на ухо:

– Слыхал, Морти? О нас с тобою, оказывается, целую науку сочинили! А я и не знал!..

Морти состроил нарочито строгую мину и погрозил пальцем:

– Тодька, не зуди! Дай человеку договорить…

– Я старался постичь великую тайну смерти, – продолжил мужчина. Он уже не смотрел на ребят, а уставил глаза куда-то в потолок: видимо, так легче вспоминалось. – И вот однажды в какой-то статье вычитал: когда умирают близкие люди – близкие во всех смыслах, – их мозговая активность делается очень похожей. Это как настроенные на одну частоту радиоприемники… Я предположил, что при таких условиях возможен обмен биоэлектрическими импульсами, и то, что видно перед смертью одному человеку, будет видно и другому. Именно такой опыт я и решил поставить, но мне требовался доброволец. Родители мои к тому времени уже умерли, однако дядя – тот самый, который когда-то дал им добрый совет – был жив, хоть и тяжело болел: врачи давали ему не более двух лет – он продержался дольше на целых полгода… Я ему рассказал о своей задумке, и он согласился помочь мне. С тех пор, хоть мы и так жили душа в душу, он делился со мною всеми своими мыслями, всеми переживаниями, чтобы мы окончательно сроднились и мой эксперимент увенчался успехом. Наконец день, которого мы так долго ждали, настал: дядя простился с женой и друзьями и затем попросил, чтобы нас оставили наедине. Я сел на стул возле его кровати; дядя посмотрел на меня в последний раз, закрыл глаза и что-то прошептал – я не смог разобрать, что именно. Через десять минут началась агония. Тогда я поставил у изголовья аппарат, который сам сконструировал. Это был опытный образец, вы можете взглянуть на него: он сейчас стоит в комнате, у зеркала… К нему я подсоединил две пары электродов: одну укрепил на дядиной голове, другую – на своей собственной. А после этого я сделал то, о чем не предупреждал дядю, иначе бы он наотрез отказался мне помогать: вколол себе такую дозу дигоксина, чтобы очутиться на грани жизни и смерти. Сперва мне почудилось, что все вокруг окрасилось в какой-то желто-зеленый цвет, а потом передо мною появились вы… Я тогда толком даже не разглядел вас – перед глазами все было словно в тумане, но слышал, как вы окликали друг друга. Прежде я много раз наблюдал умирающих людей, и в смерти некоторых из них мне упорно чудилось что-то осмысленное, словно она была живым существом. Теперь всему нашлось объяснение… Однако требовалось еще убедить в этом прочих исследователей, сделать так, чтобы и они смогли подключиться к чужому сознанию и увидеть то же, что видел я. Для этого необходимо было усовершенствовать мой аппарат, а это стоило очень больших денег, и найти единомышленников, которые, подобно мне, готовы были бы рискнуть жизнью: ведь меня тогда едва откачали. Не перечислить, сколько порогов я обил, сколько звонков сделал… Но проку не было: некоторые считали, что я мошенник, другие – что сумасшедший, а один профессор вообще рассмеялся мне в лицо и заявил: при такой-то фантазии, молодой человек, вам следует сказки для детей сочинять, а не наукой заниматься. А я ведь и впрямь выдумывал о вас разные истории – сам для себя,