НекроХаник 2 - Олег Николаевич Борисов

дед после войны был в плену в Российской Империи. Через три года вернулся и заставил выучить язык. Говорил, что это рано или поздно пригодится. Либо мы снова станем воевать и я могу попасть в плен. Или наши императоры перестанут собачиться и начнем дружить. Тогда тем более лучше знать язык соседа.

– Ваш русский очень хорош. Небольшой акцент, но я вас прекрасно понимаю.

– Это хорошо. Потому что ваш хохдойч ужасен, очень много слов, которые приличной девушке не стоит произносить вслух. Я понимаю, среди кого вы изучали немецкий, но по возвращению домой лучше походить на курсы.

Смутившись, Сашенька попросила:

– Фрау Кениг, а вы не могли бы со мной чуть позаниматься? Вечерами, например. Или в течении дня, во время процедур?

– Вы считаете, что старая мымра из портовой больницы Гамбурга может научить вас хорошим манерам? Пф, вы слишком хорошо меня цените. Но, если вам так хочется, я буду рада. Эти дуболомы из всей медицины предпочитают ампутации и ром в качестве обезболивания. Будет интересно поассистировать вам. Люблю узнавать что-то новое.

Так получилось, что чопорная и резкая на язык фрау оказалась кем-то вроде классной дамы при Сашеньке, шепотом иногда поправляя те или иные действия и кивая, когда девушка занималась очередным больным. Мелкие проблемы аккуратно переложила на подчиненных, кто прекрасно мог справляться со сбитыми ногами, мелкими ранками и гнойниками. Освободившееся время позволило заняться действительно тяжелыми случаями, одновременно с этим не работая на износ. И теперь госпожа Найсакина была уверена, что через неделю-другую все раненые перенесут дорогу в центральный госпиталь на побережье. А она останется с горсткой добровольцев, потому что никто не приносил ей приказ о новом месте службы.

Подойдя к столу, где девушка заполняла историю болезни, немка тихо кашлянула:

– Фройляйн Александра, вы можете оторваться на полчаса?

– Разумеется, фрау Кениг, что случилось?

– Господин некромант хочет с вами повидаться. Если это необходимо, можно принять его и внутри, только пусть оставит зверя на улице. Хотя гиену и купают каждый вечер, на ней все равно полно заразы.

– Спасибо, фрау Кениг, я выйду, не будем беспокоить больных.

Расправив ладонями складки на сером платье, Сашенька пошла к выходу. Она давно хотела поговорить со своим спасителем, но сейчас все заготовленные слова куда-то испарились. Может быть, получится что-то придумать, пока господин Макаров о своей проблеме расскажет? Без нужды он в госпиталь не заглядывает никогда. И не поймешь, в чем провинилась.

Глава 8

– Добрый вечер, Александра Николаевна.

– Добрый вечер... Простите, я так и не узнала вашего отчества, – смутилась девушка.

– Имени более чем достаточно. Я просто рядовой, а вы – врач нашего госпиталя.

– Вы снова смеетесь надо мной, – Сашенька попыталась обидеться, но потом увидела, что молодой человек говорит абсолютно серьезно. Он вообще был на удивление задумчив и явно не собирался заниматься словесной пикировкой.

– Не возражаете, если мы присядем?

Вдоль центральной улицы Эль-Увайнат бывшие заключенные построили целую цепочку тентов рядом с глиняными стенами – из разнокалиберных шестов понаделали столбы, сверху настелили ветки и сверху застелили брезентом. Драной материи оказалось много после боев – часть палаток или зомби порвали, или снарядами посекло. Что было можно восстановить – отдали в палаточный лагерь. Остальное пустили в дело, заштопав дыры и выкроив нужные куски по размеру. Зато теперь в самое пекло можно было пройти из конца в конец, почти не вылезая на солнце. Или сидеть на “скамейках”, слепленных из пустых снарядных ящиков, не исходя потом внутри хижин.

Присев, Макаров достал из кармана кусок брикета и начал отщипывать по чуть-чуть, кормя гиену. Та пристроилась рядом и теперь осторожно брала с ладони очередную порцию угощения.

– Красивая... И страшная. Я каждый раз вздрагиваю, когда их вижу, – попыталась завязать разговор Сашенька.

– Да, здесь вы правы. Еще они агрессивные, дерзкие, безжалостные к слабым. Настоящие местные хищники... Но те, кто остался с нами, будут верными помощниками до конца жизни. Мне даже кажется, что, когда появятся щенки, людей сразу будут воспринимать как старших.

– Кто остался?

– Часть стаи ушла. Не стал держать. Их было больше сотни, куда нам столько. И не все согласились подчиняться беспрекословно. Поэтому умчались обратно по своим следам. С нами двадцать пять осталось. Самые сильные, умные, преданные.

– И не кусаются?

– Стараюсь отучить. Хотя ворчат, если кто неожиданно подходит. Может быть, за месяц-другой получится их окончательно вымуштровать.

Помявшись, девушка спросила:

– А погладить можно? Я потом руки помою, фрау Кениг говорит, у них на шкуре заразы полно.

– Погладить можно. Насчет заразы – они до сих пор в тухлятине любят поваляться. Хорошо еще, что могилы не раскапывают, с мертвыми животными развлекаются... Кусака, сидеть!

Гиена настороженно покосилась на протянутую руку и покорно наклонила голову. Раз хозяин разрешает, то придется потерпеть. Через минуту уже довольно вывалила язык и зажмурилась от удовольствия – понравилось, как тонкие пальцы почесывали за ушами. Не утерпела, сунулась чуть вперед, вытянув шею – а теперь еще и здесь! Да, вот так!

– Интересно будет ее домой забрать, если разрешат. Ни у кого в Новгороде такого зверя нет.

Вздохнув, парень взлохматил пушистый загривок:

– Придется ее с собой везти. Остальные с комрадами останутся, будут дальше вместо собак в патрулях мотаться. Кусака же только меня слушает. Бывшая главная мать стаи, ее обратно не примут. Пока я здесь, мои приказы дальше раздает и за порядком присматривает. Как меня не станет – загрызут... А дома ее рано или поздно уничтожат.

– Как можно?! Она же нам жизнь спасла.

– Я о чем поговорить хотел, Александра Николаевна... Похоже, вы до конца пока не понимаете... Здесь, в песках, идет война. Поэтому люди ко многим вещам относятся проще. Никто особо званиями не бравирует, друг другу помогают, последним делятся. Особенно это для оберстлейтенанта Шольца характерно. Он со штурмовиками с одного котла ел, пока еще в Румынии нежить истреблял. Он даже не команды отдает, а просит – и люди идут за ним. Потому что верят в него и знают: в любой момент для своих сделает все возможное и невозможное. Они уже давно как одна семья. И это не то, что нас ждет по возвращении назад... Вы – из другого, благородного сословия. У вас уважаемая семья. Дом, достаток. Вас в университет примут. Может быть, даже вне очереди место в какой больнице предоставят, чтобы практиковали. Я же как был голодным босяком, так им и останусь. Как бы здесь не отличился, все мои успехи в пустыне и останутся.