Ловец кошмаров - Валентина Владимировна Белякова

чернёного серебра. У меня появились сомнения, что это человек.

– Всё бы вам суету наводить, – проговорил он, следя за сизыми колечками дыма, уплывающими под потолок, где их впитывал Ловец.

– Разве здесь можно курить? – спросил я, хотя это последнее, что меня интересовало.

– Всегда можно было. – Длинноухий пожал плечами, и я заметил, что одет он в старомодный пиджак, сюртук, или как там это называется.

– А ты давно здесь?

– Не знаю.

– А как ты сюда попал?

– Чтобы попасть, нужно быть до этого где-то ещё, а я был только здесь.

Мне потребовалось время, чтобы переварить эту информацию. Параллельно я пытался разглядеть незнакомца, но его волосы казались то светлыми, то рыжими, то вообще чёрными, нос – то прямым, то с благородной горбинкой, костюм – то чёрным, то серым, а глаза вообще имели неопределимый оттенок. Как будто он и сам был вроде колечка дыма, только более высокоорганизованного.

– Ты… симулякр?

– Ты не первый, кто задаёт мне этот вопрос. Я не знаю, что есть симулякр, поэтому не могу ответить, он я или нет.

– Но ты… Типа… Эльф? – решился спросить я.

– Эльф, Гвельф, да хоть Цвёльф. Какая, в конце концов, разница, – меланхолично ответил он.

Я решил поговорить о другом.

– Говоришь, с тобой уже общались люди… Вроде меня?

– Суетливые, любопытные, которым вечно что-то надо?

– Ну да, которые не из Ловца.

– Я не знаю, что есть Ловец, поэтому не могу ответить, происходили они из него или…

– Да понял я, понял, – после всего пережитого у меня не хватало терпения выслушивать его выкладки в стиле текстовых нейросетей, – куда эти люди уходили, можешь показать? Пожалуйста.

– Думаю, я могу показать, – сказал он будто нехотя.

– Вообще отлично! – Я совсем не ощущал от него опасности, а в Ловце, похоже, можно доверять чутью.

– Может, сначала чаю?

Я сперва хотел отказаться, но потом решил, что немного отдохнуть не помешает. И не пожалел. После чая, которым угостил меня Цвёльф: листового, тщательно заваренного, насыщенно-янтарного цвета, – весь остальной чай будет казаться мне дешёвой химозной подделкой.

После чаепития, прошедшего в торжественном молчании, мы отправились в путь. Я надеялся, что привычные современные вещи начнут попадаться всё чаще и чаще, но пока мы миновали коридор с выцветшими портретами в классическом стиле, прошли сквозь обшитый деревом вагон поезда с латунными украшениями и заглянули в зал, выглядевший точь-в-точь как трактир из вестерна. Да и Ловца было слишком много: часто приходилось пригибаться или перешагивать, а иногда Цвёльф даже отодвигал нити тростью (разумеется, со всем возможным почтением).

Мой спутник был молчалив. Лишь иногда повторял одни и те же фразы. Видимо, у симулякров небольшой словарный запас, и несколько мыслей они гоняют в голове по кругу. И всё же я не оставлял попыток завести разговор.

– А всё-таки, что такое симулякры? Исходя из личных ощущений, что ты такое? Если бы, скажем, мы были в книге, ты был бы персонажем или так, фоновым предметом с парой реплик?

– А ты? – невозмутимо спросил Цвёльф.

Я осёкся, перебрал в уме несколько вариантов ответа и в итоге решил промолчать. Попробовал с другой стороны:

– Ну вот чем ты занимался, пока сидел в том помещении?

– Пил чай, раскладывал пасьянсы.

– Но о чём-то же ты при этом думал? Хотелось ли тебе есть? Или, прости за бестактность, срать?

– Думаю, я мог бы посрать, если бы захотел, – уклончиво ответил он.

– Откуда знаешь?

– А ты всегда точно помнишь, откуда у тебя те или иные навыки, откуда тебе известно то или иное слово? Слово «слово», например? Или слово «иное»?

Я опять не нашёл, что ответить.

Когда усталость стала такой сильной, что я едва переставлял ноги, мы как раз наткнулись на дверь, напоминавшую корабельный люк. За ней оказались достаточно уютные помещения, некоторые из которых запирались изнутри, и я предложил устроить привал. В каморке, похожей на каюту корабля, стены были увешаны пожелтевшими от времени морскими картами. Я даже ощущал сквозь сон покачивание, как от реальных волн. К сожалению, никаких современных предметов не попадалось на глаза, из чего я сделал вывод, что до выхода ещё далеко. Борясь со сном, я рассуждал вслух, надеясь, что Цвёльф всё-таки мне ответит:

– Откуда в петлях такие старые вещи? Не знаю, знакома ли тебе концепция прогресса, но снаружи уже десятки лет не пользуются граммофонами и керосиновыми лампами, не носят фраки и корсеты. А бару «Паучий подвал», который служит входом в Ловец, всего лет восемь. Здесь просто материализовались стариковские воспоминания? Ведь это Рин и Уна сплели Ловец, он не может быть на самом деле древнее «ПП».

– Если так ставишь вопрос, скажи: Ловец находится в твоём мире? – Голос Цвёльфа звучал сонно, но, возможно, он просто подстраивался под моё восприятие.

– Не сказал бы. Он, скорее, где-то около.

– Что мешало ему быть где-то около и раньше?

– Значит, до «ПП» вход был другой? Сколько вообще лет здесь всё копилось?

– Если действительно хочешь знать, то идёшь не в ту сторону.

– Боюсь, я стал бы частью Ловца раньше, чем дошёл до его начала.

– Раз боишься, значит, и не надо тебе это знать. – Возможно, мне показалось, или в безэмоциональном голосе Цвёльфа и правда мелькнула насмешка.

Каюта покачивалась, откуда-то сверху доносилось поскрипывание мачт и даже, кажется, крики чаек. По стенам каюты бродили солнечные зайчики, рыжие, как на закате, хотя ни одного иллюминатора не было. Приятно пахло разогретым на солнце, пропитанным солью деревом. Интересно, могло бы в Ловце уместиться море?..

Я помню, что на следующий день путешествия мы говорили о многом. Но эта беседа была подобна диалогу во сне: кажется, что обсудил все вселенские истины, а наутро можешь вспомнить лишь бессмысленные обрывки. Так же и с самими петлями: вроде столько всего видел, а в памяти всплывают только отдельные яркие детали. Всё остальное – комнаты, коридоры, подъёмы и спуски – хаотичный визуальный шум.

Следующий ночлег мы устроили в настоящей пещере, причём я спал на косматой шкуре, брошенной прямо на неровный каменный пол, а Цвёльф – на длинном обитом железом сундуке, запертом на огромный висячий замок. Была ли шкура когда-то невиданным зверем или возникла в Ловце уже «в готовом виде»? Хранился ли в сундуке клад, или он возник бы специально для меня, если бы мне удалось открыть замок? Вопросы скорее философские, и, если бы я всерьёз искал ответы, Ловец бы, скорее всего, щёлкнул мне по носу за излишнее любопытство или попробовал заманить глубже в петли.

Лежал лицом к стене и задумчиво водил подушечками пальцев по