Рожденные водой - Виктория Павлова

моя помощница ушла? Ей пора… в другое место. Но сама она уйти не может. Видимо… — добавила она едва слышно.

Она ждала ответ, тасуя карты и загадочно улыбаясь. Дэш ничего не понял и смотрел, как в такт ее движениям качается муравейник. Потом бросил взгляд на печальную девушку. Могла бы что-нибудь сказать в ответ на такое заявление, ее же прогоняют, но она по-прежнему печально смотрела на стол и молчала. Наверное, грустила, потому что осознала свою ошибку, поняла, что ей здесь не нравится. Так пусть возьмет и уйдет! Он-то здесь при чем? Дэш рассердился от бессмысленности разговора и встал.

— Сами разбирайтесь со своими помощницами. Мне тоже пора.

Гадалка схватила его за руку и удержала.

— Тебе сложно, я знаю, — сочувственно прошептала она. — Сейчас тебе кажется, что ты везде лишний, но это не так. Все обретет смысл, обещаю.

У Дэша по спине пробежали мурашки.

— Как? — прошептал он.

— Стихия твоей семьи — Вода, но вы живете по законам Земли. Это неправильно, сбивает баланс. Вода течет туда, куда ее направляют берега. Подумай об этом.

Она отпустила его руку и вернулась к картам, перетасовывая их так и этак. Казалось, гадалка сама себя успокаивает монотонными движениями.

Уходя, он оглянулся на печальную помощницу. Она неожиданно подняла взгляд, и пронзительно посмотрела, так пронзительно, что Дэша будто током ударило — она как будто о чем-то умоляла. Девушка показалась ему какой-то неправильной, но он не мог объяснить, что с ней не так. Будто она просвечивала, и через нее проглядывал противоположный край тента. Дэш моргнул и ощущение ушло: она просто была очень тоненькая, почти изможденная. Ее тут и не кормят еще? Почему-то ему вспомнилась их соседка из дома с качелями.

Девушка снова уставилась на стол. Дэш постоял еще и ушел. У него испортилось настроение и вспыхнуло неуютное раздражение: слишком все непонятно и зыбко под этим тентом.

Дэш потом много лет пытался вспомнить, как звали женщину-муравейник, но память не давала зацепок, возможно, ее имя и не звучало в тот день. Эйзел обычно все непонятное называла дичью, у Дэша так и отложилось в голове — мадам Дичь.

В середине августа скауты разъехались по домам. Дэша на автобусе довезли до автовокзала, и тренер помог ему дотащить тяжеленный рюкзак до автобуса. Дэш доехал до вокзала Хоннакона и, безрезультатно прождав мать два часа, поймал такси. У дома вытащить рюкзак ему помог таксист, но потом пришлось тащить его до крыльца самому. Дэш совсем запыхался и бросил его прямо на веранде.

Дверь была не затворена на замок, а с кухни доносился мамин голос. Дэш обрадовался, остановился перед зеркалом в холле, чтобы отдышаться и привести себя в порядок перед встречей. Одернул футболку, пригладил волосы.

Только вот Енот не выбежал его встречать. Куда же он делся?

С кухни послышался другой женский голос, скорее даже девчачий, незнакомый. Дэш замер на секунду от недоумения, а потом решительно направился туда.

Две девчонки сидели за столом напротив друг друга и пили колу — шатенка в пестрой футболке и еще одна, смутно знакомая: худая, с коротким черным каре. Она повернулась, и Дэш с трудом узнал сестру.

— Ты что здесь делаешь? — удивленно воскликнула она и встала, не спуская с него недоуменного взгляда. — Мы тебя не ждали.

Голос у нее так походил на материнский, что Дэш даже опешил.

— Я из лагеря приехал, — выдавил он. Ее фраза про «мы тебя не ждали» уязвила.

Новая прическа делала Эштон старше и строже, подчеркивала высокий лоб и тонкие губы и превращала в незнакомку. Да и от такого приветствия Дэш никак не мог собраться с мыслями.

— Ты должен был вернуться через три дня.

— Нет, я должен был вернуться сегодня. — Он огляделся в поисках матери. Не может быть, что в коридоре он слышал сестру. — А где все?

Эштон решительно направилась к нему и вытолкала из кухни, даже не потрудившись представить гостье.

— Ну раз вернулся, не мог бы тогда тихонечко пройти к себе и сидеть там? Я занята.

За лето Эштон вытянулась и стала чуть выше Дэша, и опять-таки голос… Если бы не стрижка, то сестру уже можно было назвать чуть более мелкой копией матери. Дэш испытал острый приступ сожалений по той Эштон, которую оставил, когда уезжал в лагерь.

— А где все? — повторил он.

— Мама у косметолога, бабушка у себя отдыхает. Иди уже в свою комнату.

Она хотела вернуться на кухню, но Дэш ее остановил:

— А Енот?

Она обернулась, в глазах ее мелькнула какая-то незнакомая ему эмоция, что-то типа жалости. Эштон вздохнула и сообщила трагическим шепотом:

— Мне жаль, но он сбежал.

— Что? — Дэш не поверил своим ушам. Его друг, который спал на домашних подушках и любил тепло, сбежал? Что за глупость? — Почему? Вы его обижали?

— Никто никого не обижал. Может, он тебя отправился искать? Ты же уехал.

— И где он?

— Мне почем знать?

Эштон опять развернулась к кухне. Он схватил ее за руку.

— Да что ты мне нормально ответить не можешь?!

— Ты мне мешаешь. И маме мешаешь. Тебя тут держат из жалости. Так что быстро захлопни свою варежку и вали к себе!

Дэш не мог поверить в то, что слышал. Это уже какой-то перебор.

— Да что с тобой случилось?! Эш! Я вам собаку свою доверил, а вы ее потеряли!

— Знаешь, что? — Эштон резко скинула его пальцы с рукава. — Мне плевать на псину и на тебя. Тебя вообще здесь быть не должно! Иди в свою комнату и радуйся, что тебя еще не выгнали!

— Иди ты знаешь куда! — рассвирепел Дэш и толкнул ее.

И тут же оказался на полу, даже не понял как, когда Эштон применила на нем какой-то приемчик из карате. Еще и локтем прижала так, что Дэшу стало трудно дышать.

— Мать тебя терпит, а вот я не хочу! — шипела она, склонившись над ним. — Ты подвергаешь опасности нас всех! Как тебя вообще угораздило родиться?!

Дэш пихался, пытаясь ослабить ее хватку и оттолкнуть. На их крики и возню из кухни выбежала гостья и растерянно застыла рядом.

— Пусти… — Дэш колотил сестру по руке, пока она не отпустила. — Чокнутая!

— А ты лишний! От тебя один вред! — огрызнулась она.

— Думаешь, я чудовище? — в отчаянии заорал Дэш, спихивая сестру. — Чудовище! Чудовище!

Эштон отскочила и ошеломленно уставилась на Дэша.

— Идиот ты, — сказала она, взяла гостью за локоть и утянула обратно на кухню. Та уже переборола растерянность и взирала на Эштон чуть ли не с