Я пришел править - Евгений Прядеев

и стараемся делать мир светлее. А ты опять нам угрожаешь. Нехорошо, майор! Неправильно это!

Комаров открыл было рот, чтобы высказаться, но целительница не дала ему этого сделать.

— Кстати, — наставила она на полицейского указательный палец. — Не забудь сходить к онкологу. Думаю, что ты приятно удивишься. По крайней мере, в этом году ты точно не умрешь. Вернее, не так. Если умрешь, то точно не от болезни.

Длинный настойчивый звонок в дверь лично у меня уже не вызвал вопросов. Кавалерия прибыла. Хорошо еще, что ситуация к их приезду разрешилась и по крайней мере руки нам крутить никто не собирался.

— Ложный вызов, — тут же остановил служебное рвение двух сержантов Комаров. — Выходим, товарищи полицейские. Я вашему руководству все объясню.

— Смотри, какой грозный, — усмехнулась Надежда Владимировна, когда закрылась дверь и я вернулся в комнату. — Пистолетом махает направо и налево, всем все объясняет… А вообще-то, Геннадий, ходи теперь и оглядывайся. Меня-то он трогать побоится, а вот тебе наверняка найдет где напакостить. Особенно когда к онкологу придет и выяснит, что опухоль действительно уменьшилась.

— Даже так? — удивился я. — Из чувства благодарности? Или он, наоборот, скрытый суицидник?

— Дурак ты, Гена, — улыбнулась целительница. — Ты что же, хочешь, чтобы он к тебе с поклоном пришел? На коленях умолял избавить его от болезни? Не-е, это не тот тип личности. В его картине мира, чтобы что-то получить, надо нагнуть и потребовать. А просить — это удел слабых. Вот он и будет тебя нагибать в позу бегущего египтянина, пока ты сам не предложишь его максимально здоровым от всех болячек сделать.

Я в очередной раз отметил удивительную особенность Надежды Владимировны, которая почти со всеми умудряется разговаривать как-то ласково и необидно. Все у нее «родненькие», «миленькие», «хорошие». Вот она только что меня дураком назвала — и совсем необидно вышло. На кого-то другого я, может, и среагировал бы, а здесь нет.

— Ну ладно, Гена, — продолжила тем временем Надежда Владимировна. — С майором твоим мы порешаем. Ты мне на другой вопрос ответь — учиться будем?

— Так деваться ж некуда, — пожал я плечами. — Сами говорите, если Даром не пользоваться, то он убьет меня очень быстро. А так, как сейчас происходит, я сам кого-нибудь убью, причем достаточно быстро. Так что согласен. Учите меня, Надежда Владимировна! Я обещаю быть прилежным интерном, так что очень скоро вы сможете мною гордиться!

— Ишь какой шустрый, — усмехнулась целительница. — До интерна тебе еще работать и работать надо! Пока ты просто неумеха, которому опасно даже уколы в мягкое место доверять.

— Кстати, важный вопрос, — посерьезнел я, вспомнив, что бесплатный сыр действительно бывает только в мышеловке. — Что я буду должен вам за наставничество? Какую-то конкретную сумму? Я, конечно, не нищий, но и миллионами не ворочаю! Так что если речь о нескольких миллионах, то мне нужно время как-то собрать эту сумму.

— Да не нужны мне твои деньги, — отмахнулась Надежда Владимировна. — Ты сам очень быстро поймешь, что Целитель легко может заработать себе не только на кусок хлеба, но и на черную икру в тазике. А вот вопрос про оплату правильный. Такое лучше сразу обговорить, чтобы потом обид не было.

— Слушаю вас внимательно, — изобразил я на лице максимальное участие.

— Я попрошу сделать для меня три вещи, — медленно произнесла Надежда Владимировна с абсолютно серьезным лицом и каким-то странным немигающим взглядом. — Первое — по возможности. У Матвея был папирус, который, по слухам, собственноручно написал еще Авиценна. Не знаю, где он его взял, сам нашел или, может быть, у Еремеева купил, но факт в том, что он был. Я его своими глазами видела.

— Ничего не могу обещать, но постараюсь, — совершенно искренне развел я руки в стороны. — Дом Матвея Ильича сгорел, я видел это своими глазами. Так что вполне возможно, что и тот самый бесценный папирус сгорел вместе с домом. Но если вдруг окажется не так, то я обещаю передать вам эту вещь.

— Устраивает, — кивнула целительница. — Я поэтому и сказала, что по возможности. Второе, ты сделаешь для меня «мазь дракона». Три пузырька, и не позднее чем в течение месяца после того, как освоишь рецепт.

— Ничего не понятно, но очень интересно, — непроизвольно усмехнулся я, глядя на собеседницу. — А что это за мазь и почему вы сами не можете ее сделать?

— Не переживай, ничего противозаконного, — в голосе целительницы слышалась легкая улыбка, но лицо оставалось по-прежнему серьезным. — Просто у целителей тоже существует определенная дискриминация, причем придуманная не нами, а богами при сотворении мира. Есть мази и зелья, которые способны сделать только мужчины. Точно так же существуют вещи, которые могут сделать только женщины.

— Допустим, — кивнул я. — И что это за мазь такая?

— Знаешь, ничего особенного, — всплеснула руками Надежда Владимировна. — Восстанавливает кожу после ожогов, убирает с нее любые шрамы и сильные морщины. Еще очень хорошо используется бойцами всяческих единоборств. После нее синяков около трех суток не остается, да и в целом повреждения от ударов вроде как меньше. Я знаю, что один боксер перед каждым боем покупал тюбик, и у него ни разу в карьере рассечения не случалось.

— О как, — восхитился я. — Действительно хорошая вещь. А вам зачем? Не обижайтесь, но на бойца UFC вы мало похожи.

— Плоская шутка, — криво усмехнулась Надежда Владимировна. — Ты невнимательно меня слушал. Эта мазь убирает любые шрамы и морщины. Среди моих клиентов есть женатые мужчины, так вот их спутницы готовы на что угодно, чтобы сохранить свежий вид и спрятать следы от пластических операций.

— Тогда без проблем, — прижал я руку к груди в качестве заверения клятвы. — А что в-третьих?

В этот раз Надежда Владимировна сделала паузу.

— Если я попрошу — вернее, не если, а когда, — ты отдашь мне своего пациента, — наконец произнесла она ровным безэмоциональным голосом.

Если честно, я подвоха не увидел. В конце концов, что тут может быть такого. Ну передал нуждающегося в помощи кому-то другому. Я же ему не зло делаю, а вверяю в руки профессионала, гораздо более умелого и знающего, чем я сам. Но едва я собрался открыть рот, как вновь почувствовал