За глупость платят дважды - Саша Фишер

Мы же просто пришли поесть, — Шпатц удивленно посмотрел на Крамма.

— Это заведение только для гостей города, — отчеканил охранник. Одет он был в серую форму, отдаленно напоминающую армейскую. Разве что круглая шапочка выдавала в нем сотрудника предприятия общественного питания.

— Мы из Пелльница, — Шпатц показал свой документ в открытом виде, но в руки охраннику не отдал.

— Фо-гель-занг...- медленно прочитал он вслух. — Пелль-ниц, Вейс-ланд. Проходите. Синий сектор.

— Ресторан строгого режима, — пробормотал Крамм, убирая аусвайс во внутренний карман пиджака. — Надеюсь, хоть здесь нас не будут кормить вареной говядиной...

К счастью, зал ресторана не был похож на накопитель пограничного бюро, как Шпатц опасался в начале. Он был выдержан в морской тематике, как и многое в Аренберги. Половина зала была окрашена в синие, бирюзовые и голубые тона, стены украшали рыбки, осьминоги и прочие морские гады, а вторая половина — в песочно-желтые, серые и зеленые. «Береговую» часть живности представляли зайцы, змеи и почему-то леопарды. Народу в ресторане оказалось не так уж и мало, но большая часть людей занимала столики в «желтом секторе». Из двадцати столиков синего были заняты только четыре. Шпатц и Крамм выбрали тот, который был ближе всех к границе «суши» и «моря» и уселись на стулья, спинки которых украшали декоративные спасательные круги.

— Выглядит многообещающе! — Крамм принялся заинтересованно листать меню, а Шпатц оглядывал сидящих неподалеку посетителей. Похоже, желтый сектор был целиком зарезервирован для гостей из Карпеланы. Правда, разглядеть белых накидок островитян Шпатцу пока не удалось.

— После обеда в ресторане нашей гостиницы мы заслуживаем еще один обед, — Крамм наконец долистал меню до конца. — У меня есть одна отличная новость и один вопрос. Во-первых, здесь подают твое обожаемое темное пиво. И даже целых три сорта. А вопрос — как ты относишься к морской кухне, герр Шпатц?

— Прошу простить, — раздался над ухом Шпатца мелодичный голос с непривычным акцентом. — Эти стулья свободны?

Шпатц повернулся и встретился взглядом с прозрачными широко расставленными глазами островитянки.

— Да, фройляйн! — Шпатц поднялся и отодвинул стул, чтобы помочь девушке сесть.

— Фройляйн... — задумчиво повторила она. — Это ваше обращение к незнакомцам?

— Только к незамужним девушкам, — Шпатц улыбнулся.

— Вы очень красивый, — девушка смотрела на Шпатца так пристально и беззастенчиво, что он смутился.

— Меня зовут Шпатц, — он сел обратно на свое место. — А вас?

— Мне нельзя называть свое настоящее имя, — девушка склонила голову на бок, продолжая разглядывать Шпатца. — Но вы можете называть меня Лелль. Это прозвище. Такая белая морская птица. Ой, я невежливо себя веду, да? — девушка перевела взгляд на Крамма. — Вы сидите вместе, потому что друзья?

— Меня зовут Васа Крамм, фройляйн Лелль, — анвальт вежливо склонил голову.

— Очень приятно, Васа Крамм, — Лелль снова посмотрела на Шпатца. — Очень приятно... Шпатц. Только наверное ко мне нельзя обращаться фройляйн. У нас не бывает незамужних девушек.

— Вы путешествуете с супругом? — спросил Шпатц.

— Нет, конечно же нет! — Лелль почему-то засмеялась, будто услышала шутку. — Мой супруг должен оставаться дома, он не может его покидать! Кто же защитит очаг, если супруг куда-то уедет, особенно так далеко?

Шпатц и Крамм недоуменно переглянулись.

— Прошу прощения за наше невежество, но мы ничего не знаем о ваших обычаях, фро... Лелль, — Шпатц развел руками. — Будет нескромно просить вас объяснить, как устроены ваши семьи? Если это секрет, то я сразу же снимаю этот вопрос.

— Никакого секрета! — Лелль продолжала улыбаться. — Девочка рождается сразу чьей-то женой... Нет, я как-то не так сказала! Когда женщина беременеет девочкой, то она приходит на тинкий. Не знаю, как можно сказать это слово на вашем языке. Там собираются мужья или те, кто готовится ими стать. И они выкупают право взять новорожденную себе в жены. И забирает ее, когда у ее матери пропадает молоко. Старшие жены ее воспитывают, а если она первая, то воспитывает сам муж. Когда становится взрослой, она должна зачать первенца от своего мужа. И все ее дальнейшие дети считаются его детьми. Он получает лунайта за каждую девочку, которую родит любая из его жен.

— А что происходит с мальчиками? — заинтересованно спросил Крамм.

— Когда мать беременеет мальчиком, она должна пойти к тиетаэн, и он или она скажет, какая судьба его ждет — быть мужем или быть охотником. Но потом они все равно воспитываются в семье мужа. Мальчик уходит из семьи, только когда покупает свою первую жену. И тогда он строит свой дом.

Лелль посмотрела сначала на Шпатца, потом на Крамма.

— Если мальчику суждено стать охотником, то это не значит, что он будет только охотиться, — девушка лукаво улыбнулась. — Просто у него никогда не будет жен, и он не имеет права строить свой дом. А работать он может кем угодно, на фабрике или в поле. Просто заработанное всегда будет отдавать в семью.

— А разве женщина может определить, какого пола ребенка она носит? — спросил Шпатц.

— Конечно, — в глазах Лелль появилось выражение «вы спрашиваете такие очевидные вещи, разве вообще может быть как-то по-другому?»

— Получается, что у охотников детей быть тоже не может? — Крамм сделал знак официанту, что готов сделать заказ.

— Почему не могут? — на гладком лбу Лелль появились тонкие морщинки.

— Они же не могут иметь жен и строить дом, — Крамм снова открыл меню.

— Ну и что? — глаза девушки несколько мгновений выражали непонимание, потом лицо ее озарилось. — А, да! Жена рожает от мужа только одного ребенка, самого первого. А потом она должна находить других мужчин — красивых, здоровых и сильных. И приносить в семью красивое и здоровое потомство.

— А если тот, кому судьба предсказала быть мужем, не смог найти и выкупить себе первую жену? — Шпатц почувствовал, что к ушам его прилил жар. «Вы такой красивый», — вспомнил он первые же слова девушки.

— Это значит, он хюлькио, — девушка пожала плечами. — Будет просить подаяние до конца жизни.

— А разве он не может пойти работать? — Крамм еще раз помахал официанту, который пока не торопился обслуживать их столик.

— Конечно же нет! — Лелль всплеснула руками. — Мужья никогда не должны работать.