Ключи петроградские. Путь в академию - Мелалика Невинная

сеткой, а вот над ней располагался барельеф, изображающий некое создание с головой ворона. Скорее всего, все же именно ворона, а не Чумного доктора.

– Он же был архитектором, этот архитектор? – спросила я.

Спросив, осознала, что вопрос прозвучал глупо, но Дмитрий меня понял.

– Да, – ответил он. – В те времена многие ведущие архитекторы были архитекторами и в магическом смысле слова. Именно поэтому в их творениях так много любопытных символов, подчас непонятных нашему современнику, особенно тем, кто не изучает историю магических искусств. Давайте пройдем на Ленина – это буквально через арку, – покажу вам дом Алюшинского.

– Так странно, – больше даже для самой себя пробормотала я, когда мы огибали церковь и входили в арку, – у меня такое чувство, что они друг другу вообще не мешают – Ксения и этот ворон, да и Мефистофель не мешал. Наоборот, как будто бы создают некую гармонию и говорят людям, что разные силы прекрасно могут уживаться вместе.

Дом Алюшинского был украшен маскаронами и фигурами животных, и все они кричали. Я явственно слышала в ушах их крик, отгоняющий от дома напасти. Хотела спросить у Дмитрия, слышит ли он что-то подобное, но постеснялась. Он же тем временем сообщил, указывая через дорогу:

– Вон там, где зелень, находится дворик Фиделя. Думаю, вы о нем тоже слышали. Удивительный человек, настоящий маг искусства, хотя в академии и не обучался, но он творит и меняет город. Если хотите, можем дойти вместе, а можете сходить и посмотреть самостоятельно. Если повезет, встретите Фиделя и его фамильяров.

– Фамильяров? – переспросила я.

Про Фиделя я слышала: фриковатый художник, который живет в подвале дома и неустанно борется с питерскими коммунальщиками, а точнее, они с ним. Он творит, расписывая стены домов, а они закрашивают и всякий раз собираются выселить творца, но после очередной волны шума он остается и продолжает творить. Но то, что Фидель был магом и что у него даже были фамильяры, – этого я не знала.

– Да, – кивнул Дмитрий. – У него три фамильяра: кот, пес и ворона.

– А так бывает? – изумилась я. – Этот человек не маг, точнее, необученный маг, при этом у него целых три фамильяра?

– Бывает. Это редкий случай, но возможный. Вам об этом расскажут, но могу и я рассказать. А хотите, давайте ко мне в гости. Кофе попьем, поговорим.

Тут-то на меня и навалилась социальная неловкость. Я показала Дмитрию стакан в своих руках.

– Спасибо, только что пила. Так что пойду, наверное, к Фиделю.

– Если что, буду рад вас видеть у себя. – Дмитрий Иванович развел руками: мол, ничего не попишешь. – У вас экзамены когда?

– Через три дня. Математика первая. Я вам обязательно сообщу результат.

Мы распрощались, но ни в какой дворик я, разумеется, не пошла. Поплелась в сторону метро «Петроградская», проклиная себя последними словами за ложную скромность. Сходила бы в гости к Дмитрию, посмотрела бы, как живут люди на Петроградке. Может, узнала бы еще много всего про доходные дома. Наверняка Дмитрий живет в одном из них, раз ходит в булочную по соседству. Про фамильяров бы послушала, но мне не хотелось навязываться и набиваться в друзья к взрослому семейному человеку, к преподавателю. Теперь же я себя за это ругала.

В день экзамена я поняла, что панически боюсь идти на него. Как будто не было никакого первого высшего образования, как будто я не училась в школе и в вузе – мне было до одури страшно. Так страшно, что спала я урывками. Вскочила ни свет ни заря, собралась и пошла сначала к ворону.

– Ты чего нервничаешь? – Пернатый непонимающе склонил голову, когда я вынесла его во дворик. – Ты вроде уже все это проходила.

– Не могу, – призналась я, – боюсь жутко, причем даже не экзамена. Всей ситуации, что ли.

– Все хорошо, – уверенно сказал он и постучал меня когтями по плечу, – руку подставь.

Я сделала, как он просил. Ворон спрыгнул на мою руку, а потом прижался ко мне, уткнувшись головой в шею.

– Ты все сдашь, – заверил мой фамильяр, – ты у меня умница, у тебя все получится.

Я потискала пернатого в объятиях, он немного полетал, а потом отнесла его в вольер и отправилась на экзамен, с ходу попав в толпу абитуриентов. Своды академии наполнились мерным гулом голосов. Будущие студенты толпились в холле, ходили по лестницам, нетерпеливо ждали перед аудиториями. Я встала у стены рядом с экзаменационной аудиторией и принялась наблюдать. Интересно, подумала я, с кем из них мне предстоит учиться. Потом нас запустили внутрь, и экзамен начался.

Стоит отдать должное чудесному человеку Дмитрию Ивановичу – читая бо́льшую часть заданий, я слышала его голос, объясняющий мне решение подобного. В паре мест я сомневалась, но математика оказалась не столь ужасной, как мне виделось в самом начале, когда я только узнала, что придется ее сдавать.

Математику я сдала на отлично. Сакральную геометрию тоже.

– Бога ради, вы мне ничего не должны! – Дмитрий замахал на меня руками, когда я спросила, что я ему должна за подготовку. – Считайте это взаимозачетом. Я тоже благодарен вам за то, что, занимаясь с вами, в некотором роде отдал долг. Кроме того, мне хочется видеть вас в числе своих студентов, поскольку у вас несомненный талант. Вы можете далеко пойти как будущий архитектор.

Я тогда только пожала плечами, но для себя все равно отметила, что Дмитрия Ивановича при случае надо отблагодарить.

Отличные оценки оказались у меня и за черчение, и за рисунок, и за ОБЖ. Единственную четверку я получила по русскому, за грамотность в сочинении: пропустила запятую. Впрочем, за содержание тоже стояла пятерка, так что по баллам я проходила даже с запасом. Каково же было мое удивление, когда я не нашла в приказе на зачисление свою фамилию.

– Поступила! Поступила! – ко мне вприпрыжку подбежала Милана. – Я поступила! А ты чего?

– Ничего, – растерянно буркнула я. – В приказе моей фамилии нет.

– Может, ошиблись?

– Может… – пробормотала я и вдруг осознала, что не знаю своей оценки за творческое задание. Сдав его на проверку, я посчитала себя свободной и совершенно запамятовала, что хорошо бы узнать результат.

Что ж, решила я, надо посмотреть, что там, благо эти листочки висели здесь же, на доске. Напротив моей фамилии стоял ноль.

Я посмотрела на листок, отвела глаза, посмотрела еще раз, точно гипнотизируя ведомость взглядом, – вдруг смилостивится, обновится и выдаст другой результат. Меня начали оттеснять другие желающие ознакомиться с оценками. Я поняла, что, сколько ни смотри, ничего не изменится, и отошла от стенда. Пустота выбралась из моего сердца и разлилась снаружи, затопив все вокруг.

Я не поступила. В голове раздался голос отца с фразой из телефонного разговора: «Когда вернешься, поговорю со знакомым из мореходки. Им вроде бы учителя иностранного были нужны». А еще я хорошо помнила, что говорил ворон. Пернатый сказал: если я не поступлю, он будет свободен от должности моего фамильяра.

Ноги сами понесли меня в двести восемнадцатую аудиторию. Дмитрий Иванович был на месте.

– Женя, что случилось? – Увидев выражение моего лица, он буквально вскочил из-за стола.

– Я не поступила, – равнодушно сообщила ему я и после этого разрыдалась.

Дмитрий усадил меня на свое место и налил чаю из термоса. Когда я прорыдалась, спросил:

– Почему? Где вы срезались?

– Мне поставили ноль за творческое задание. – Я вытерла лицо ладонью. На все приличия мне было уже плевать. – Я же могу как-то узнать почему?

Задание проверял ворон и счел его годным. Посулил мне твердую четверку или даже пять с минусом, хотя на экзаменах плюсов и минусов и не ставят.

– Можете, конечно, это ваше право… Хотя подождите. Я сам схожу и узнаю, – решительно сообщил мне Дмитрий. – Это какая-то ошибка. Я не видел вашего задания, но мне кажется, вы не могли написать его так плохо. Как ваша фамилия?

– Твардовская, – всхлипнула я. – Твардовская Евгения Яновна.

– Твардовская? – переспросил он, внимательно вглядываясь мне в лицо, как будто бы увидел меня впервые. – И вы поступали на архитектора?

В голосе Дмитрия звучало удивление пополам с восхищением, но я, признаться, не придала этому значения.

– Да, – кивнула я.

– Тогда тем более странно, – будто больше для себя проговорил он. – Я скоро вернусь.

Вернулся Дмитрий Иванович примерно через час. Выражение лица у него было неописуемым –