Тайна шести подков - Владимир Торин

забывать вусмерть пьяного гремлина по кличке «Пробкер», который, развалившись, устроился в своей клетке среди бутылок. Пробкера однажды притащил в «Колокол и Шар» констебль Домби, неизвестно каким чудом изловивший коротышку. Домби решил, что гремлин может зачем-то понадобиться мистеру Брекенриду: констебль слегка сел на мель и вознамерился обменять мелкого вредителя на кружку «Зайца». К удивлению самого Домби, хозяин паба принял его предложение — Брекенриду тогда показалось, что сделать из гремлина помощника, который станет суетиться за стойкой вместо него, будет очень забавно. Но пока выдрессировать Пробкера не особо удавалось: тот разве что научился пить эль, курить папиретки и тошнить через прутья клетки.

В пабе властвовала полутьма — мыть окна у мистера Брекенрида руки не доходили. Да и зачем? К нему приходят не за видом из окна… Лампы над стойкой и на столах едва теплились Негромко бубнил радиофор — по нему что-то говорили о погоде (туман, как и все последние дни), о повышении цен на почтовые марки (стоимость каждой марки повысилась на 5 пенсов) и о «Замечательном желудевом сиропе миссис Эйкель» (пальчики оближете!).

Сонливую меланхоличную атмосферу паба неожиданно прорезал совсем немелодичный свист, словно в помещении вдруг завелся стриж, и у этого стрижа в клюве застряла канцелярская скрепка. Некоторые присутствующие даже подпрыгнули на своих местах.

Мистер Брекенрид открутил вентиль на патрубке пневмопочты и извлек капсулу. Прочитав пришедшую в ней записку, он дернул за веревку колокола.

Все замерли в ожидании. Даже старики по такому случаю продрали глаза.

— Господа! — провозгласил мистер Брекенрид на весь паб. — Написал констебль Тромпер. У нас еще одна!

Подойдя к висевшей на стене за стойкой грифельной доске, он пририсовал мелом к строчке, которая начиналась с изображения сломанной дубинки, еще одну черту.

— Итого уже восемь! Очередная дубинка треснула, столкнувшись с головой какого-то проходимца! Вы знаете, что это значит: объявляется «Час Пьяниц» — всем присутствующим по кружке «Зайца» за счет заведения!

Констебли встретили его слова дружным стуком кружек по столам. И только сержант встретил новость без особого воодушевления.

Крупперт Кручинс был уже порядком навеселе, хотя правильнее будет сказать, что он был назле. С каждой новой опустошенной кружкой «Синего Зайца» сержант становился все хмурее и раздраженнее.

Перед ним лежал замусоленный и покрытый пятнами от эля выпуск «Сплетни». Как Кручинс и полагал, нового о похищениях не писали — а это значило, что курносая газетчица ничего не разведала. Что немного утешало.

Эта мерзкая девчонка грозила доставить хлопоты, в то время как сержант не мог допустить, чтобы кто-то влез в его дела — только не сейчас! И почему в «Сплетне» вдруг решили заняться пропажами?..

«Проклятье! — думал Кручинс. — Где носит этого Дилби? Сколько нужно времени, чтобы поставить девчонку на место?»

Сержант бросил взгляд на часы над стойкой, и его посетила неприятная, но весьма реалистичная догадка: зная тюфяка Дилби, не будет удивительно, если эта дрянь из газеты сама его как следует отделала…

— О чем задумались, сержант? — спросил хозяин паба, вырвав Кручинса из размышлений.

— Да так, проныры из «Сплетни» под ногами путаются.

Мистер Брекенрид с усмешкой подставил Кручинсу еще одну кружку.

— Дайте угадаю: Трилби снова что-то учудил?

— Не он.

— Хатчинс? Или Уиггинс?

— И не они. Некая Полли Трикк.

Хозяин паба пошевелил усами.

— Та самая Полли Трикк?

— Та самая?

— Статья про ламантина — это ее работа, — напомнил мистер Брекенрид. — Недавно выходила. Наши возмущались еще — и по делу: они взяли в газету девчонку! Куда катится этот город?

— Вот-вот. Еще бы какого-нибудь гуталинщика приезжего взяли бы! Позорище! Было уважаемое издание…

— Но статья про ламантина была не плоха, нужно признать.

— Согласен. Я, к слову, этого аэронавта залетного лично оштрафовал — за то, что он пришвартовал свой шар в неположенном месте. Будет знать, какие у нас тут порядки. А то, понимаешь, явился из своего этого Льотомна, никаких дозволительных бумаг не имеет, всю Саквояжню переполошил. «Путешественник», скажешь тоже! Не нравятся мне такие…

— От этих приезжих одни беды, — кивнул Брекенрид. — Баламутят воду, в истории попадают. Будь моя воля, я бы и вовсе закрыл Саквояжню, чтобы не лезли. Еще и из Льотомна. Был у нас уже тут один Человек-из-Льотомна, и чем все обернулось?

— Мигренью для почтенных людей, — согласился Кручинс. — Вы же знали, что я был одним из тех, кто отыскал украденный миллион?

— Неужели?

— Своим шлемом клянусь! Гоббин меня поставил на дело. Я лично докладывал господину управляющему банка Портеру. Отыскал денежки и вернул их «Ригсбергам». И что, думаете, получил премию? Или благодарность? Даже в газете не упомянули.

— Вот так всегда: о лучших людях ни словечка не напишут! — поддержал мистер Брекенрид. — Все дела в Саквояжне делаются натруженными руками констеблей, и хоть бы одна крыса пискнула…

Кручинс сделал глоток из кружки и вернулся к волнующей его теме.

— Еще и эта девчонка Трикк свалилась на нашу голову. Все думаю, как бы ее прижучить.

— Ну, это несложно, — усмехнулся Брекенрид, — был бы шушерник…

— А костюмчик по размеру сошьется, — закончил сержант.

Дверь паба открылась, и в помещение вошел тип в латаном пальто и настолько грязном котелке, что его будто выловили из сточной канавы.

При появлении бродяги сидевшие неподалеку констебли пробурчали что-то нелестное, а хозяин паба поморщился. Кручинс наделил его тяжелым взглядом.

— Это я позвал Шнорринга, мистер Брекенрид, — сказал сержант. — Не спешите пересчитывать ему зубы.

— А что их пересчитывать, — с досадой в голосе ответил хозяин паба, — ровно дюжина осталась после того раза, как эта мерзость попыталась стащить чужого «Зайца» со стола.

Подойдя к стойке, «мерзость» приветливо приподняла котелок и осклабилась:

— Добренький денечек, сэр.

Шнырр Шнорринг взобрался на стул рядом с Кручинсом и принялся алчно разглядывать бутылки за спиной мистера Брекенрида.

— И что в нем доброго? — буркнул сержант.

Шнырр Шнорринг усмехнулся. За день, в его понимании, произошло довольно много приятных вещей.

Утро Шнырра началось с того, что он решил позавтракать. Выбравшись из своей трубы, Шнорринг залез