Притворюсь твоей сестрой - Анна Сергеевна Одувалова

пламени. Яркие, оранжево-красные языки, вырывающиеся из выхлопных труб ее рабочей лошадки. Как интересно. До недавнего времени многие были убеждены, что в одном человеке не может стабильно уживаться несколько магических сил высокого уровня. Особенно противоположных! А оказывается – очень даже может! У этой незнакомки – лед, пламя… а сейчас, на крутом подъеме, я замечаю, как ветер буквально подхватывает ее осу, придавая ей дополнительный импульс. Значит, и ветер незнакомке подвластен. И, возможно, еще что-то, чего отсюда, из толпы, не разглядеть.

Девчонка-то уникум! – проскакивает завистливая мысль. Магией Зои был чистый лед. В семьях стихийников так часто бывает: дар переходит от отца, но проявляется у детей в разных аспектах. У нашего отца – стихия ветра, мощная и неукротимая. У меня – пламя, яростное и сокрушающие. Но чтобы все основные стихии собрались в одних руках? Раньше я думал, что подобное бывает лишь в учебниках магии.

Уже на последнем круге становится ясно – девочка-кошка сделает всех. Она вырывается в лидеры, ее маневры безупречны, а комбинации стихий сбивают с толку преследователей. И я… я решаю. Я сделаю ее. Не в плохом смысле. Просто… хочу узнать. Познакомиться. Впервые за несколько лет, отмеченных скукой, цинизмом и семейными дрязгами, у меня возникает чистое, почти юношеское желание подойти и заговорить с девушкой. Хотя бы узнать ее имя. Но, бросив взгляд по сторонам, вижу: не у меня одного глаза горят.

Рядом приосанивается Кир, вытирая пот со лба. Когда гонка заканчивается безоговорочной победой незнакомки, толпа взрывается. К девчонке несутся многие. Кто с поздравлениями, кто с вопросами, кто просто поглазеть. Я автоматически делаю шаг вперед, но… притормаживаю. Даже если она мне чертовски интересна, продираться локтями сквозь эту вонючую, возбужденную толпу? Выкрикивать что-то? Нет. Это не мой стиль. Я не Кир. Чувствую глупое разочарование.

Но вопрос знакомства решается сам собой, причем самым неожиданным и… раздражающим образом. Пока победительница принимает поздравления, к ней пробивается Фиш. Он не просто подходит, он по-свойски хватает ее за талию, легко поднимает, как перышко, и сжимает в своих медвежьих объятиях, кружа на месте! А она… она не сопротивляется. Наоборот! Она радостно вскидывает руки, обвивает его шею и смеется! Искренне, громко. Этот смех режет слух.

Не знаю, что на меня находит. Не знаю, зачем я, как последний долбаный сталкер, отворачиваюсь от Кира, собирающегося отпустить очередной ехидный комментарий, и отправляюсь за ними следом. Толпа постепенно рассасывается, заряженная адреналином, но еще гудящая. Я иду, не спеша, держа дистанцию, руки в карманах кожанки, стараясь выглядеть так, будто просто направляюсь к своей осе. Но взгляд не отрываю от двух фигур, скрывающихся в тени. Ревность? Нет, глупо. Любопытство? Да, черт возьми. Мне понравилась кошечка, которая так и не показала свое лицо. И мне интересно, что связывает ее с Фишем.

Зои

– Ты так и будешь ходить в шлеме? – недовольно бухтит Фиш, отстраняясь. – Твое пластиковое кошачье ухо прямо тыкается мне в глаз. Каждый раз, когда поворачиваешь голову.

– Не ври! – парирую я. – Мое ухо не достает до твоего глаза. Ты слишком высокий!

Но я все же слегка отодвигаюсь, чувствуя, как неудобный пластик давит на виски. С Фишем легко. Просто. Многие ошибаются, принимая его постоянное внимание за что-то мужское, но нет. Я знаю его слишком давно. Знаю настоящую причину этой заботы. Я – живое напоминание о его погибшей сестре, которую он не успел спасти, а я… я не смогла помочь. Это тяжелый груз, который мы оба тащим, не разговаривая о нем напрямую. Именно эта история, долгая и изматывающая, привела меня сюда, в Горскейр, в семью Зои. Это все звенья одной цепи.

– Значит, шлем ты не снимешь? Будешь есть прямо в него?

– Пока не могу, – отвечаю я тихо, оглядываясь. Сквозь дымку ночи видны огни трассы, слышен далекий визг тормозов. Слишком много народа вокруг, слишком много глаз. – Вдруг кто-нибудь узнает? Ты же понимаешь, Фиш, чего бы ни случилось с Зои за последние пять лет, все понимают, она не смогла бы переквалифицироваться из балерины в гонщицу. Это не вяжется.

– Ну да, – кивает Фиш, его взгляд скользит по толпе, оценивающе. – Тут может быть кто-то из твоего ближайшего круга. Богатенькие детки любят смотреть гонки. Им острых ощущений не хватает в их золотых клетках.

– Именно. – Я киваю. – Тот рыжий, у которого ты сначала пытался одолжить для меня осу, между прочим, друг моего так называемого брата. Я чуть не сбежала, когда увидела его. Сердце колотилось, как бешеное. Я забыла, что в маске на миг подумала, что попалась.

Фиш поворачивается ко мне, и в его взгляде мелькает сталь. Он явно знает про парня больше, чем кажется на первый взгляд.

– Не переживай. У Энджа нет друзей.

– Элай так не считает, – возражаю я, вспоминая холодную улыбку сводного брата.

– Это проблемы Элая. – Фиш усмехается, коротко и без веселья. Его рука ложится мне на плечо крепко, по-дружески, но с неожиданной силой. – Пошли. Здесь дышать нечем.

Он разворачивается и буквально вталкивает меня в шумный, забитый до отказа бар. Воздух здесь густой от сигаретного дыма, дешевого парфюма и пота. Музыка бьет по ушам, люди кричат, чтобы перекрыть ее. Не то что сесть, даже встать нормально негде. Теснятся со всех сторон, локти, спины, смех, слишком громкий. И совершенно точно, это не то место, где я могу снять свою защитную маску. Риск слишком велик.

Фиш действует как живой таран. Он словно гигантский айсберг, уверенно и без церемоний рассекает толпу. Люди неохотно расступаются перед его широкими плечами. Я держусь за край его куртки, чувствуя, как меня тянут за собой, словно мешок. Мужчина уверенно движется к дальней стене, к неприметной двери, затерявшейся между плакатами с пивом и трешачными неоновыми вывесками. Дверь ведет в подсобку, которую Фиш давно переделал под свой кабинет. Этот бар – его любимое детище. Как и гонки, вот только бар, в отличие от гонок, абсолютно легален. Фиш так и не сказал, откуда он взял на него деньги, хотя я спрашивала не раз. Еще одна тема, о которой мы не говорим.

В небольшом кабинете, заваленном пустыми бутылками и смятыми пивными банками, стопками непонятных бумаг и запчастями от ос, мы одни, поэтому я выдыхаю и стаскиваю шлем. Тяжелый, неудобный пластик оставляет красную полосу на лбу, а волосы слипаются от пота. Воздух здесь спертый, пахнет пылью, старым маслом и чем-то еще – металлическим, острым.

Фиш очень долго на меня смотрит, словно видит призрака. И я знаю какого. Взгляд мужчины скользит по