Тысяча ключей Мерлина - Tom Paine

я осознал, что это именно те фигуры, которые следили за мной, и от которых я думал, что оторвался. Неожиданно в правой руке одного из преследователей что-то блеснуло. Медленно опустив глаза, я заметил, что в руке того, что справа, был нож, в лезвии которого отражалось солнце, блики которого то и дело били мне в глаза.

— Вы чего-то хотите? — со страхом в голосе, переборов себя, я выдавил несколько слов, сжимая правой рукой лямку своего рюкзака, смотря на каменные лица моих преследователей и то и дело кидая взор на нож у одного из них.

— Ключ! — устрашающе выкрикнул тот, что был с ножом.

— Какой ключ? — скрывая взгляд и все больше косясь на нож, спросил я.

— Ключ Петра Осипова. Не прикидывайся дураком! Мы прекрасно знаем, что он у тебя!

— Ах, вы об этом ключе! Да он у меня, но, кажется, он уже выбрал меня, — с улыбкой произнес я и в тот же миг пожалел об этом, вспомнив слова Иваныча о том, что, только убив хранителя, можно освободить ключ.

Преследователи переглянулись между собой с нескрываемой досадой. В следующей миг досада сменилась на коварную улыбку.

Я заметил, как тот, что с ножом, ловко перекидывая из одной руки в другую, с ухмылкой пошел в мою сторону. Страх меня словно сковал, и я боялся пошевелиться и уже мысленно начал прощаться с жизнью.

Когда тот, что был с ножом, был уже в нескольких шагах от меня, попытался сделать выпад, чтобы воткнуть мне в живот нож, я пришел в себя и отпрыгнул на шаг назад, после чего хотел было развернуться и начать бежать, как вдруг ударился ногой о камень, торчавший из брусчатки. Почувствовав резкую боль, я, потеряв равновесие, свалился на твердую каменную дорожку.

Вмиг я уже окончательно попрощался со своей жизнью и с тем, как еще много нужно было сделать и особенно о том, что не успел помочь маме.

Резко развернувшись, я думал, что перед смертью увижу лицо своего убийцы. Однако я смотрел вверх на небо, и через мгновение пронесся язык пламени, после чего я услышал истошный крик.

Подняв голову, я увидел, что в нескольких метрах от меня стоял спиной ко мне Иваныч. Я сразу его узнал по пиджаку. В правой руке он держал блестящий серебряный клинок длиной не больше полуметра. Сквозь пальцы Иваныча я заметил кожаную рукоятку клинка, а на набалдашнике сверкнул какой-то символ.

Образ клинка был покрыт словно пеленой, и только через несколько мгновений я заметил, что клинок по контуру был окутан несколько сантиметровым пламенем, отчего я пришел в ужас. Небольшие языки пламени прорывались то там, то здесь. С ужасом я заметил, что рука, обхватывающая клинок, тоже была поглощена пламенем. Однако ожог на ней не появлялся.

Увернувшись от выпада преследователя с ножом, Иваныч ловко, словно он вовсе не был стариком, схватил нападавшего за руку и обернулся ему за спину, схватил его левой рукой за шею, прижав к себе, пытаясь удушить, а в следующий миг правой рукой он вонзил в него окутанный пламенем клинок. Кровь преследователя окропила лезвие клинка, и тот вмиг обмяк. Отпустив клинок, Иваныч пнул ногой преследователя, тот увалился на брусчатку с торчавшим в правом боку клинком, а через мгновение, после того как он рухнул, пламя резко вспыхнуло, охватив все тело преследователя, и через несколько мгновений выжгло тело, превратив в обугленный труп.

Пламя стихло, оставшись, окружая только клинок. Тело преследователя превратилось в уголь и пепел, отчего клинок потерял устойчивость, упав на брусчатку.

Иваныч резко выкинул руку, протянув ее в сторону клинка. Тот покорно оторвался от земли и, словно как к магниту, влетело в руку Иваныча. Подмигнув мне, он повернулся ко второму преследователю и, агрессивно смотря на него, произнес:

— Передай своему начальнику, что если он еще кого-либо пришлет за ключом Петра Семеновича, то пожалеет об этом лично!

Скрипнув зубами, второй преследователь с неохотой сделал шаг назад и, кивнув головой Иванычу, кинул на меня озлобленный взгляд, после чего поспешил скрыться.

Иваныч подошел ко мне и, покачивая головой, протянул руку, одновременно произнеся:

— Тебе лучше не бродить по пустым паркам в одиночку.

Схватив Иваныча за руку, я подтянулся к нему, поднявшись с брусчатки.

— Ты знаешь, кто это был? — с удивлением и страхом спросил я.

— Конечно.

— И кто это был? И почему они за мной следили? И самое главное, что это за на хрен клинок? — спросил я, указывая на правую руку Иваныча.

Переведя взгляд на его руку, вновь был удивлен. В его руке уже не было того клинка. На мгновение мне показалось, что я схожу с ума, и он мне привиделся, но переведя взгляд на обугленный труп нападавшего, я снова посмотрел на Иваныча, продолжив его расспрашивать:

— Где клинок, я же его видел! Он же был, верно?

— Был. Давай уходить отсюда, я не готов полицейским рассказывать, откуда взялся этот обугленный труп, — ответил Иваныч и быстрым шагом направился по брусчатке на выход из парка.

Поспешив за ним, я вновь попытался выбить из него ответы:

— Так что все это было?

— Давай дойдем до квартиры твоего деда, и там я тебе все расскажу.

— Хорошо, только на этот раз расскажешь все! Мне не нужны больше такие сюрпризы! — нервно и пытаясь быть грозным, произнес я, откинув руку позади себя, где все на большем отдалении лежал обугленный труп.

— Как скажешь, а сейчас давай никаких вопросов, а просто шевели ногами! — ответил Иваныч, и на удивление он ускорил шаг так быстро, что никак не сочеталось с его образом старика, который едва перебирал ногами.

Ведя окольными путями, которые лишь одному Иванычу известны, через минут сорок мы оказались в квартире деда. Я сам даже не понял, как это произошло, я лишь успевал поспевать за ним.

Оказавшись в квартире, я наконец-то смог перевести дыхание. Вытерев пот со лба, я снял свою куртку и повесил на один из крючков, которые были справа от входа, на которые дед вешал свою верхнюю одежду. Иваныч повторил тоже самое.

Когда он снял свой пиджак, я не заметил ни капли пота ни на лбу, ни на шее, ни вообще ни на одном открытом участке тела, и даже мокрых пятен на рубашке не было, словно мы практически бегом не добирались до квартиры больше получаса подряд.

Кинув рюкзак в прихожей, я прошел в комнату и заметил, что куча книг, лежавшая в центре комнаты, немного уменьшилась, и часть книг вновь стояла на многочисленных полках