Конструктор живых систем - Алексей Птица

А голос смутно различимого в темноте мужчины, между тем, продолжал вещать, старясь максимально привлечь к себе внимание.

— Оповестите всех выживших кондукторов. Я, Антон Павлович Серов, военный хирург госпиталя его императорского Величества беру всю ответственность и командование на себя. Я дворянин и офицер. Прекратить панику, дароносцам и людям, имеющим фонари с огненным эфиром, немедленно прибыть ко мне и отрапортовать о своём прибытии. Только в наших руках людские жизни. Выполнять немедленно! — последнюю фразу он буквально выкрикнул изо всех сил.

Видимо, у него тоже сдали нервы, и крик получился не сильно властным, но нас с Петром всё равно проняло. Мы очнулись и начали пробиваться к военному медику. Рядом с мужчиной мы оказались не первыми, раньше нас к доктору успел подойти какой-то офицер, что путешествовал в штатском.

— Штабс-капитан Ипполит Васин, уланская пехота, 101 пехотный полк, следую из отпуска в часть, не спрашиваю вашего звания, но прошу распоряжаться мною, как вашим подчинённым. Что нужно делать?

— Организуйте эвакуацию людей из пострадавших вагонов, соберите всех мужчин, которые в состоянии отвечать не только за себя, но и за других, и ведите их сюда. Здесь наиболее пострадавший вагон, я подозреваю, что окажется и наибольшее количество погибших и раненых. Вы слышите, многие ещё живы. Сейчас дорога каждая минута, сколько людей мы сможем вытащить сначала из вагона, а потом и с того света, зависит теперь только от нас, господин штабс-капитан.

— Я понял, будет сделано!

— Постойте! — остановил его доктор, — прошу вас, найдите мне хотя бы одну медсестру, я собираюсь делать операции прямо здесь, все инструменты у меня с собою, но я один не справлюсь, нужно перевязывать и оказывать другую помощь.

— Я найду, не медсестёр, так любых женщин и мужчин, мы спасём людей, доктор, клянусь честью офицера!

— Я вам верю, — устало произнёс доктор.

В этот момент, запыхавшись, к нему подбежали мы.

— Доктор, мы вдвоём носители дара.

— Вы⁈ — доктор уставился на нас во все глаза, а мы на него. В свете Луны и отблесках пламени горящего поодаль паровоза, я старался разглядеть доктора. Он оказался среднего роста, худощавый, лицо его рассмотреть оказалось трудно, бросались в глаза только очки и небольшая бородка клинышком. Что видел он, было понятно: двух перепуганных насмерть гимназистов.

— Каким даром вы владеете?

— Я могу сминать и размягчать железо, — сказал Пётр.

— А я могу творить в воздухе чертёж или любой рисунок.

— Вы, юноша, как раз можете пригодиться, — повернулся доктор к Петру, — ступайте к вагону и попытайтесь расширить дверь, а если сможете, то и вовсе уберите её, нам нужно достать людей, видите, вагон упал, и с одной стороны окна и двери заблокированы, а с другой стороны — смяты. Вы видите, что творится, люди спасаются через два окна, и выбралось пока очень мало, а сколько внутри находится раненых, которым нужно оказать первую помощь, мы даже не представляем. Вы понимаете, юноша?

— Я понимаю, — потерянно пролепетал Пётр, — но мне для активации своего дара нужен эфир.

— Какой?

— Любой, лучше огненный.

— Бегите до вагон-ресторана, возьмите там любой эфирный светильник, разбейте его и активируйте свой дар.

— А если мне не отдадут его?

— Так отнимите или украдите. Сейчас чрезвычайные обстоятельства, и вы также можете поступать чрезвычайно. Всю ответственность за это я беру на себя, о чём обязуюсь подтвердить под присягой.

— Я понял, бегу.

Пётр, повернулся и бросился назад, быстро затерявшись в темноте. Доктор тут же отвернулся от меня и потерял всякий интерес, переключившись на командование людьми, что подходили к нему.

— А я, у меня ведь тоже есть дар?

Доктор не слышал меня, но набравшись наглости, я вновь, на этот раз очень громко, повторил свой вопрос.

— Извините, молодой человек, но мне художники и карикатурщики не нужны, — довольно резко бросил доктор и отошёл в сторону.

Слёзы горечи брызнули у меня из глаз, оглушённый этим ответом, я отошёл в сторону, не в силах ничего соображать, но природное упрямство и ужасающая обстановка вокруг быстро вернули мои мысли в прежнее русло. Что же, раз я не пригодился, как специалист и носитель дара, это не отменяет того, что я нужен, как человек, и я принялся помогать выбираться из окон тем, кто это пытался сделать изнутри.

Толку от моих действий оказалось мало, и я лихорадочно думал, как могу использовать свой дар по-другому, ведь все просто не понимали, насколько он необычен и функционален, они не понимали, а я понимал. Стоп! Нужно изучить устройство вагона, ведь как можно помочь людям, если мы не знаем слабые места его конструкции, где можно прорубить или, пользуясь даром Петра, промять его обшивку. Да и вообще, надо знать, как!

Это мысль настолько поразила меня, что я застыл, сделав два шага назад, и начал лихорадочно вспоминать всё, что знал об общих вагонах. Я ездил в них, и этот ничем не отличался от тех, в которых я редко, но бывал, да и когда работал в депо, помогал чинить подобные, хотя и не задумывался об этом.

Осознав эту мысль, мой мозг заработал в полную силу, голова стала ясной и лёгкой, мысли потекли в нужную сторону, выволакивая каким-то образом из самых дальних закоулков моей памяти, казалось бы, давно забытые факты и какую-то мелочёвку, которая просто даже не отложилась у меня осознанно. Скорее запомнил я её машинально, просто глаза увидели, и всё, а она осталась, никто ведь не знает настоящих возможностей нашей памяти.

Я начал больше вспоминать различных деталей, а чтобы память выдавала мне всё новые, оббежал весь вагон, присматриваясь ко всем особенностям его конструкции. Дикие крики умирающих людей, их стоны и мольбы о спасении, казалось, только подстёгивали мою память, заставляя работать мозг с чудовищной перегрузкой.

Я спасал людей, правда, они ещё об этом не знали, и не понимали, и возможно, видя мой тёмный силуэт, думали обо мне очень плохо и даже проклинали, но я не мог отвлекаться. Все мои силы сейчас были направлены только на одно — скорее вспомнить устройство вагона и спасти людей. Вспомнить и спасти!

Всё новые подробности появлялись у меня голове, пока, наконец, картина конструкции вагона не сложилась полностью. Обрадованный, я поспешил к двери вагона, надеясь увидеть возле неё Петра. Это так и оказалось, он,