Останний день - Андрей Александрович Васильев

Ознакомительный фрагмент

не позволяют себе забывать о данных обещаниях, верно? Уж, наверное, их не совесть останавливает и не соображения о толерантности да гуманности. Нет, они понимают, что за все сказанное ранее с них спросится полной мерой.

И с меня тоже, потому как я теперь с ними в одной упряжке.

Я подошел к булыжнику и пнул его ногой. Ничего не произошло, из-под земли не высунулась рука в струпьях, чтобы ухватить меня за ногу, гром с небес не грянул, и жуть в формате 6D пред моим взором не предстала.

Но при этом я ничего не слышал. Вообще ничего. Не звал меня клад, что тут лежал, и это было странно. В любой другой ситуации можно было бы предположить, что его здесь и вовсе нет, но ошибка-то исключена. Наверное, местный хозяин знает, что у него где находится, не говоря уж про Марфу.

Я по очереди плюнул на ладони и начал орудовать лопатой, для начала решив подкопаться под камень, чтобы после отволочь его от греха в сторону, аж к самым елкам.

Булыжник этот предсказуемо оказался здоровым невероятно, на поверхности находилась в лучшем случае его треть, потому я его не столько тащил, сколько катил, запыхавшись при этом жутко и окончательно перемазавшись землей. Впрочем, на последнее внимания я уже не обращал.

— Тяжко? — сочувственно спросил у меня Фрол Евграфыч, когда я, отдуваясь, оперся о ствол одинокой березки, затесавшейся в еловую компанию.

— Не то слово. — Вытер пот со лба я. — Ужас. Что у нас, Хранителей кладов, за жизнь? То копай, то тащи, комары еще жизни не дают… А эти все в машинах сидят, кофеек горяченький из термоса пьют. К тебе, дядя Фрол, это не относится, на свой счет мои слова не принимай.

— Ведьмы всегда уют да тепло любили, такая у них натура. — Лесовик поднес ладонь ко рту и дунул на нее, после чего комариная стая, налетевшая сразу же после того, как я пропотел, исчезла без следа. — И чтобы за них работу другие делали. Аглая, правда, не такая вроде была. Эх-ма, как ее скособочило-то! Хотя смерть никого не красит.

Хотел я у него спросить, что он имеет в виду, да не стал, потому как увидел ту, о ком шла речь. Она сидела на краю неглубокой ямки, оставшейся от булыжника, и смотрела на меня.

— Стало быть, это Аглая и есть? — уточнил я у лесовика. — Верно?

— Она, — подтвердил дедок, — самолично. Подтверждаю.

Ну да, жизнь еще до смерти над этой особой хорошо поработала. Если верить тому, что я сегодня про эту даму слышал, ей на момент кончины не так и много лет было, но глаза говорили об обратном.

Старуха. Древняя старуха, сгорбленная, с патлами, свисавшими по обе стороны лица, с впавшими щеками и всем таким прочим. Добавим сюда призрачную синеву и получим результат, который даже очень смелого человека заставит нервничать. Казалось бы, я всякого уже насмотрелся, а в низу живота все одно холодный ком обосновался.

Аглая уставилась на меня, отчего еще и по спине дрожь прошла, после подняла руку и поманила меня длинным костлявым пальцем.

— Не хочешь — не ходи на поляну, — посоветовал мне лесовик. — Тут, в деревах, она тебя не тронет, нет на то ее власти. Тут мои владения.

— И рад бы не ходить, — вздохнул я, — но придется.

Впрочем, то уже хорошо, что полянка невелика, то есть дойди дело до драки — я как-нибудь да сумею до деревьев добраться, пусть даже не очень здоровым, но все же живым. А дальше — все. Дальше можно ссылаться на события непреодолимой силы, которые помешали мне выполнить обещание.

Вплотную я к Аглае приближаться не стал, оставил себе фору для прыжка в спасительную чащу. Она, впрочем, на этом и не настаивала.

— Марфа послала? — прошелестел ее голос, более всего похожий на шум листвы в дождливый день. — За гребнем и кольцом?

— Верно. — Кивнул я. — Сам бы не пришел, мне до ведьминских сокровищ дела нет. Мне моих хватает с лишком.

— Все же нашла Хранителя. — Тонкие губы растянулись в недоброй улыбке, открыв беззубый рот. — Сама-то не смеет сюда сунуться, и девки ее глупые тоже. Ведьмака как-то раз присылала, только он несолоно хлебавши ушел. Уж не знаю, на чем она его подловила, но, видать, на чем-то горячем. Чтобы ведьмак да ведьме помогал — небывальщина. А ты вот смог. Пришел за моим добром.

Последняя фраза прозвучала довольно-таки недобро, да и глаза призрака, как мне показалось, начали наливаться нехорошей краснотой.

— Уже не твоим, — напрягшись для возможного кувырка в сторону леса, твердо заявил я. — Ты мертва, Аглая. Ты тень. Дух. Призрак. Морок. Выбери сама то название, которое больше нравится. Ты не можешь расчесать волосы гребнем или натянуть кольцо на пальчик, потому что у тебя нет ни того, ни другого. А еще мне очень не хочется отдавать эти предметы твоей сестре, и это на самом деле так. Есть у меня подозрение, что для добрых дел она вряд ли их использует, и в какой-то момент сделанное ею может ударить по мне. Я ведь данные артефакты добыл, вот и спросят у меня, зачем я это сделал и почему. Но изменить ничего нельзя, поэтому я уйду с поляны только после того, как получу их с твоего согласия, или же вовсе без него.

— Ты честен, Хранитель, — прошептал призрак. — Ты не врешь. Странно. Давно такого не видала. Удивил.

Сверкнула искорка, ударив меня в лоб. Несильно совсем ударив, еле ощутимо. Следом прилетела вторая, попав в грудь, причем и та и другая после скатились вниз, на землю, где и остались лежать, еле-еле поблескивая среди травы.

— Забирай, — вытянув костлявую руку в мою сторону, велел призрак ведьмы. — Отдай ей, пусть владеет на свою голову. Знаешь, Хранитель, чужое добро счастья и удачи никогда никому не приносило, в том убедилась на своем опыте. Раньше или позже за него приходится платить сторицей, даже если не самому хитнику, так детям его или внукам. А вот такое, что сработано в те времена, когда старые боги в самой силе были, еще и жизнь укорачивает. Сестрица думает, что сможет обмануть всех, включая ту, что раньше или позже до каждого доберется? Пусть. Оно и славно — быстрее свидимся.

И призрак засмеялся, сначала тихонечко, еле слышно, но с каждой секундой громкость возрастала, под конец став такой, что у меня в голове зазвенело. Про то, каким жутким этот смех оказался, я уж и говорить-то не стану.

Но