Конструктор живых систем - Алексей Птица

никакого дара нет, поэтому и ты, и я всегда работу найдём, а также подругу, какая понравится.

— Это да, но девчонки своевольные, не понравишься — не пойдут за тебя замуж.

— Ну, это мы ещё посмотрим! К моей матери, знаешь, уже сколько раз приходили другие родители ради помолвки со мной, а она всем отказывает, говорит, что я ещё не готов. А сама ищет кого познатнее, чтобы со мною обручить, но мы мелкопоместные бароны, с нами только такие же хотят породниться. Не вхожи мы в большую аристократию.

— Вот ты, Пётр, дворянин, а мне только предстоит то выслужить.

— Да толку-то, — махнул рукой Пётр, — всё то же самое, что и у простых людей, только правил больше и урону чести никак нельзя допустить. За честь хоть на смерть иди, но не допусти поругания.

— Да это ясно. А ты где жить намерен в столице, когда поступишь?

— Не знаю ещё, пока у родственников, а там видно будет.

— А я сразу комнату стану просить для себя.

— Если тебе место выделили, то и комнату дадут, у тебя всё равно ведь денег на то нет.

— Да, — вынужденно признал я, — очень дорого снимать.

— Вот и я о том же, — вздохнул Пётр, — мне тоже дорого снимать.

Разговор постепенно перешёл на учёбу, потом на родителей, на разные случаи из жизни, так незаметно пролетел почти весь день, и мы, пропустив обед, решились идти на ужин в вагон-ресторан, чтобы уже лечь спать на полный желудок. Сытым ведь спиться легче и слаще.

На ужин мы собрались около пяти часов вечера, позже туда направятся господа постарше, а раньше идти не имеет смысла, можно опять проголодаться. Вагон-ресторан находился через один вагон от нас, потому добрались мы до него очень быстро, и главное, вовремя.

В этот час он оказался почти свободным, и многие столики пустовали. Один из них мы и заняли. Здесь прислуживал не обычный половой, как в чайной, а настоящий официант, что даже имел некоторую униформу, в виде синих брюк и чистой белой рубашки, которую украшала нашитая эмблема железных дорог в виде перекрещённого топора и якоря синего цвета. На руках у него красовались нарукавники белого цвета, что сливались цветом с рубашкой.

— Чего изволите кушать? — обратился он к нам, когда мы уселись за стол.

— А меню?

— Вот, пожалуйте, — и нам выдали по небольшому листу тонкого картона с эмблемой железнодорожного ведомства.

Выбор блюд оказался очень хорош: тут тебе и борщ, что красный, что зелёный, и щи с квашеной капустой и ветчиной домашней, и вторые блюда, всевозможные каши, да картофель во всех его вкусных видах. Выбор напитков также удивлял многообразием, начинаясь от обыкновенного грушевого взвара и лимонного кваса до кофе по-анатолийски и маньчжурского зелёного чая с интригующим названием «Поцелуй сакуры».

Но меня больше интересовало не разнообразие предлагаемой еды, а её цена. Поэтому и я, и Пётр долго и внимательно изучали меню, буквально гипнотизируя его, что официант уже откровенно заскучал, глядя на нас, оно и понятно. Вагон — ресторан пока практически пустовал, и новые посетители не входили, поэтому официант терпеливо ждал, пока мы решимся на заказ.

Первым, что называется, созрел Пётр и начал диктовать перечень блюд официанту, а после него уже я заказал, что подешевле, ну, там щи, кашу ячневую с куриной печенью, ещё по мелочи и стакан горячего взвара. Забрав у нас меню, официант ушёл, а мы стали разговаривать, иногда выглядывая в окно.

Через некоторое время нам принесли горячие блюда, и мы приступили к трапезе. К этому времени зал стал постепенно заполняться почтенной публикой, и все свободные столики вскоре оказались заняты. Откуда ни возьмись, появился граммофон, и важный бармен аккуратно опустил граммофонную иглу на первую пластинку.

Заиграла лёгкая музыка, добавляющая нам хорошего настроения, а обилие симпатичных и не очень дам и молоденьких барышень заставило пыжиться, в надежде обратить на себя их внимание. Особенно нам понравилась одна из девушек, вошедшая вместе со своей матерью, высокой и надменной женщиной с затейливой причёской, наверченной на гордо поднятой голове. Девица прошла вслед за ней и уселась прямо напротив, магнитом притягивая наши взгляды.

Барышня оказалась очень привлекательна, и хоть оказалась одета в наглухо застёгнутое платье, посмотреть было на что. Точёное, миловидное лицо, немного изогнутые, удивительно тонкие брови, голубые, как ясное небо, глаза, гибкий стан и длинные ноги, которые сиреневое платье в пол не скрывало, а только подчёркивало. Девушка просто притягивала к себе мужские взоры. Её светлые волосы, с лёгкой рыжинкой, убранные в затейливую, но скромную причёску, дополняли общую картину красавицы.

Она насмешливо посмотрела на нас, сморщила носик и что-то шепнула своей матери, та холодно обернулась, глянула, потом её взгляд переместился на наши почти съеденные блюда, стоимость которых она быстро поняла, судя по её взгляду, сразу ставшему пренебрежительным. Повернувшись обратно к своей дочери, что-то сказала ей, и та, не выдержав, скорчила преуморительную гримаску, смысл которой оказался ясен и понятен даже тупому ослу.

Конечно, мы оба обо всём догадались сами, без всякой подсказки. Пётр сразу же отвёл взгляд и, уткнувшись в тарелку, стал еле слышно ругаться по-немецки, а я покраснел и, также отвернувшись, уставился на свой недоеденный ужин. Аппетит тут же пропал. Нет, мне не стало стыдно своей бедности, я никогда не окажусь по-настоящему нищим и приложу все усилия, чтобы таковым не оказаться, но сегодняшняя бедность — это не порок, просто я ещё не могу зарабатывать, сколько мне нужно, чтобы чувствовать себя человеком, не трясущимся над каждым грошем.

Ничего, всё познаётся в сравнении, кому-то хуже, и намного, а я еду первым классом, ужинаю в вагоне-ресторане, пусть и скромно, но на свои честно заработанные в летние каникулы деньги. Стыд ушёл, пришла злость и обида, я наскоро доел ужин, запив его взваром, Пётр, испытывая похожие чувства, так же быстро доедал свой ужин.

— Официант⁈ — позвал я.

Тот появился почти сразу, словно давно ожидал, когда же мы уйдём.

— Счёт! — коротко сказал я, — и будьте любезны, принесите ещё стакан взвара, я оплачу сейчас.

— Сей момент. С вас сорок шесть грошей.

Официанту полагалось давать на чай, много дать я не мог, но округлить сумму до полтинника вполне позволительно, особенно, учитывая тот факт, что за нами краем глаза наблюдала девица.

— Пожалуйте, — отдал я новенький полтинник с профилем