Жестокие всходы - Тимофей Николайцев

Он ступал мягко, едва сдерживая гнев… да и нескончаемый монетный звон не давал человечьим ушам расслышать его приближения. Ближайший жандарм заметил его случайно. Он оглянулся вдруг на Луция, и зрачки его панически расширились, словно в неглубокую лужу с размаху плюхнули камнем… Жандарм сделал неуклюжее движение — подхватить винтовку, на которую до этой минуты так беспечно опирался…, но Луций уже завершил последний шаг, их разделявший… и, невесомо взметя кирку прямо от земли — ударил!

Кирка, как и было ему обещано, оказалась не тяжелее орехового прутика — и замах, и удар, проломивший голову жандарма вместе со стальным вкладышем козырки, не стоили Луцию ни малейшей толики усилий. Жандарм осел, как пугало, сдёрнутое с кола… и, пока он валился, на его лице обмороком проступало недоумение.

Потом брякнула о мостовую выпавшая из рук винтовка — колючее острие штыка раздирающе чиркнуло по камню…

И тогда обернулись все…

Кровь растекалась от пробитой жандармской головы, почему-то скворча на холодном утреннем камне, как масло на сковороде.

До чёрного жерла оставалось пройти пять широких шагов, и первый шаг Луций успел сделать, пока они, округляя глаза, пялились на это расползающееся пятно.

Второй шаг был стремительным прыжком — Луций сиганул через каменную цепь, снятую с опор. Жандарм, стоящий вполоборота, успел бы ему помешать, но то ли растерялся, то ли оцепенел от страха — сделал лишь вялое движение следом, потянув палаш из ножен.

Луций приземлился, шлепнув о булыжник босыми пятками, и рыкнул на попавшегося на пути совсем молодого Духовничка, заставив того шарахнуться прочь… Духовничок был — как лист, безвольно носимый ветром и, должно быть, сам чувствовал себя листом — его тут же отмело в сторону, только края рясы затрепетали…

Луций шагнул в четвёртый раз, ныряя под непомерно длинные, костлявые руки того Духовника, что ворочал мешки. Они были очень сильны на вид, эти руки — цепкие клешни, и жилы на запястьях, толщиной с плетёную верёвку. Такими руками можно было задушить лошадь, или выдрать с корнем небольшое дерево… и они, конечно, мгновенно сломали бы Луция поперёк хребта, но — промахнулись, шумно и бесцельно облапив воздух. Не тратя времени на замах, Луций вонзил рукоять кирки в его бледный, испещрённый бисеринами пота, живот. Расщепленный комель рукояти прорвал кожу и зацепил что-то жизненно важное в его нутре — Духовник с тонким свистом выпустил воздух из перекошенного рта и тоже начал валиться набок…

Совершая пятый, самый последний шаг, Луцию снова пришлось подпрыгнуть… Духовник, раскоряченный среди рассыпанного золота, бросил кисть и потянулся к нему снизу, едва не сцапав его за промежность… у Луция всё там панически подобралось. Но стоило кисти прекратить метущие движения, стоило золотым монетам перестать осыпаться в Колодец — мостовая вдруг дёрнулась под ногами, будто собираясь вздохнуть, и калёная дрожь разом шевельнула всю Храмовую Площадь от края до края… Духовник взвизгнул от ужаса и снова ухватился за кисть… А Луций — в последний раз коснулся ногой поверхности земли…

Это была зализанная грань гранитной глыбы, что окаймляли само Жерло… следующий шаг уже предназначался пустоте и уводил его в пустоту…

Падая, Луций даже успел осознать, что именно случилось с ним сейчас… Утро! Первый выдох тумана, что осел на глыбе и сделал её такой скользкой…

Темнота распахнулась перед ним — запах разрытой земли, теснота каменной утробы, далёкие сполохи светящейся со дна гнили, зовущие на самую глубину. Луций несколько раз перевернулся в полёте, почувствовав щеками шершавую близость каменных стенок, но так и не коснувшись ничего в этой темноте. Падение всё длилось и длилось… Луций решил было, что оно не окончится никогда, но после очередного переворота — снизу вдруг ринулось на него невидимое, но так явственно ощутимое Дно.

Луций ведь уже вываливался из окна не так давно, и ему было не впервой падать с большой высоты. Он верил до последнего, что ему нечего бояться — Глина сбережёт своего Наместника, неудачно шагнувшего мимо пьедестала, на котором перепуганная паства вскоре возведёт ему статую для поклонений… Каким глубоким не окажется Колодец — Глина на Дне его станет мягкой, как перина… Так было ему обещано.

Он рухнул плашмя, расплескавшись по Дну, словно сырое яйцо, оброненное на пол.

Что-то хрупкое сломалось и рассыпалось под ним.

Весь воздух, собранный в груди для нерастраченного крика — выбило вон единым махом. Луций заклекотал горлом, заново выцеживая воздух из окружающей его темноты…, но воздуха хватило лишь на половину короткого вздоха.

Он потянулся руками к своему лицу, но не смог толком пошевелиться — что‑то острое и кривое, похожее в темноте на сломанные рёбра человеческого скелета, проткнуло ему руки в нескольких местах… Да, наощупь это и были именно кости… ломкие, сотлевшие от времени. Он лежал в ворохе чужих костей, будто в груде глиняных черепков.

Он ещё раз попытался вздохнуть …, но снова не смог ощутимо приподнять вздохом собственной грудинной кости. Обручи рёбер, оказались самые крепкими из его костей — уцелели и давили… мешали дышать.

А наверху, над жерлом Колодца — продолжалась какая-то нелепая людская суета. Невесть откуда взявшаяся куцая вспышка на миг высветила пространство вокруг — мрачные стены шахты, тёсаные углы камней, укрепляющие их… пучась сырым глиняным тестом из стыков, они проступили… и канули снова в сомкнувшуюся тьму.

Вот, что увидел Луций со дна — прямо над ним, на какой-то непостижимой высоте, плавал кружок чуть более светлого, чем окружающая темнота, неба. Небо запечатывало Колодец, будто сургучом — не рассеивая ту темноту, что царила, заточённая внутри, а лишь сгущало её. Только небо не позволяло тьме выплеснуться и затопить собою мир вокруг.

Мучаясь от удушья, Луций глядел наверх… и увидел вдруг, как крохотный силуэт человека с винтовкой проколол собою эту невесомую, но непреодолимую печать. Люди — могли сквозь неё проходить!

Жандарм свесился вглубь Колодца… и ещё одна вспышка плеснула, коротко вонзившись во мрак.

«Так вот, что это было такое…» — понял Луций.

Пороховой огонь мгновенно выгорел и погас — на этот раз Луций успел разглядеть лишь напряжённые своды, держащие на весу городские мостовые. Но вспышка выстрела пыхнула ещё раз… потом ещё… За то время, что жандарм наудачу палил в Колодец, Луций сумел как следует рассмотреть окружившие его стены — застарелые брызги человеческой кровяной охры, кляксами застывшие на этих стенах… и чернильные дыры боковых штреков с узкими рубленными ступенями, ведущие на Дно… Он увидел даже огрызки деревянных колышков, набитые в верхние каменные щели, и паутину