Тайны мертвого ректора. Дилогия - Виктор Фламмер (Дашкевич)

вы не поняли назначения этого помещения. Это моя клетка. Просторная и очень хорошо защищенная, к тому же оборудованная всем необходимым. Его величество ведь остался последним в роду. А я, несмотря на всю свою мощь, див и был привязан к нему заклятием.

– Вы опасались, что он… погибнет раньше, чем вы сможете реализовать свой план?

Александр нахмурился. И Аверин ощутил, что выражение «тяжелый взгляд» вовсе не метафора.

– Гермес Аркадьевич, разве вы не видите, что я всеми силами стараюсь заслужить ваше доверие? Но вы по-прежнему остаетесь не лучшего обо мне мнения. Однако знайте, я не оставлю своих попыток и буду пробовать снова и снова. И сейчас тоже отвечу откровенно. Я хорошо относился к этому человеку. Он не был злобным, коварным или жестоким, что бы вы там о нем ни думали. У нас были хорошие отношения задолго до того, как я коснулся его разума. И вот вам интересный факт семейной истории: он не позволил вашему отцу препарировать меня, хотя тот настойчиво просил разрешения.

– Видимо, к вам он относился лучше, чем к отцу, – пробормотал Аверин. Но тут же напомнил себе, что необходимо быть внимательнее. В Пустоши, где он прежде встречался с Александром, связь с дивом практически не ощущалась. Но в человеческом мире риск захвата увеличивался многократно. Нельзя позволять играть на своих эмоциях, особенно с помощью воспоминаний об отце. Но один вопрос Аверин не задать не мог. Даже несмотря на опасность вторжения в свой разум: – Вы специально сыграли на слабостях императора Владимира и его отношении к вам? Превратив в параноика?

Александр упер в него проницательный взгляд.

– Я понимаю, о чем вы. Но вы ошибаетесь. Если бы тот человек ненавидел меня или боялся, захватить его стало бы намного проще. Но вы, колдун, знаете это не хуже меня. Так же как и то, что единственный верный способ избежать захвата – это не привязывать к себе дива.

Он рассмеялся, но тут же его лицо вновь стало серьезным.

– Вы плохо себе представляете, что такое власть, Гермес Аркадьевич. Верховная власть, я имею в виду. Убеждение в том, что в твоем ближайшем окружении могут оказаться враги, – не паранойя, а обычная разумная предосторожность. Потому что они там, безусловно, имеются. Люди, волею судеб оказавшиеся у самой верхушки, нечасто руководствуются благими побуждениями. К тому же никто не отменял банальные человеческие обиды, как вышло с вашим дядей, Василием Метельским. А ведь он был одним из самых верных. Понимаете? Как распознать момент, когда соратник превращается во врага? Мне не нужно было взращивать паранойю. Для нее имелись все основания. И я не оправдываю императора Владимира, я просто хочу, чтобы вы поняли. Это касается всех правителей, в том числе и вашей юной императрицы. Корона тяжела даже для дива. А человек… человек должен иметь стальные нервы и железную выдержку. А еще правителю требуется поддержка достойных людей, не дворцовых лизоблюдов, а по-настоящему радеющих за страну и порядок. Поэтому после всех официальных торжеств я попрошу разрешения встретиться с ее величеством наедине. Хочу дать ей несколько советов, которые она может счесть полезными.

– Могу я узнать, с какой целью? – для порядка поинтересовался Аверин, хотя уже знал ответ.

– Мне нравится эта страна. И эта девочка.

Он снова взялся за ложку.

– А теперь, с вашего позволения, я уделю должное внимание этому роскошному обеду. По протоколу вечером состоится банкет, но, боюсь, колдуны оказались правы, ждать так долго я не в силах.

То ли Александр действительно не мог сдерживаться, то ли просто не считал нужным этого делать, но ел он как настоящий див. Тарелки, наполненные с горкой салатники и прочие емкости разнообразнейших форм пустели на глазах, и Аверин даже заволновался, что еды не хватит, ведь перемен блюд на этой трапезе предусмотрено не было.

Однако когда див отставил в сторону очередную тарелку, раздался стук в дверь. Александр вопросительно посмотрел на Аверина, но тот только недоуменно пожал плечами и сказал:

– Войдите.

Дверь распахнулась.

Министр двора граф Апраксин появился на пороге и вежливо склонил голову, а потом проговорил, демонстративно глядя исключительно на колдуна:

– Гермес Аркадьевич, прошу вас поторопиться с кормлением… этого дива. Церемония вот-вот начнется, нельзя заставлять государыню ждать…

Договорить он не успел. Александр поднялся, и на его лице заиграла улыбка, не предвещавшая ничего хорошего.

– Какая встреча, любезный граф! – воскликнул он. И Апраксин вздрогнул, узнав голос.

– Но почему же вы не смотрите на «этого дива»? Ах да, чуть не запамятовал: у вас же слабые глаза, а вы по-прежнему избегаете возможности пользоваться очками. Но, может быть, так вам будет видно лучше?

Он переместился к министру.

Лицо Апраксина вытянулось и побледнело. А секундой позже пошло красными пятнами.

– Это… возмутительно, – неуверенно пробормотал он, – что ты… вы… себе…

Аверин подскочил к ним. Судя по реакции, Апраксин не входил в круг посвященных. Нужно срочно убрать его из комнаты.

Однако, видимо посчитав, что упоминание про «кормление дива» не соответствует статусу правителя самостоятельного государства, Александр не собирался останавливаться.

– Вас что-то смущает? – любезным тоном спросил он.

– Еще как!.. Эта личина! Ты, убийца, чудовище! Как ты вообще посмел использовать ее?!

– Ах эта личина… – Див сделал несколько медленных шагов, заставляя Апраксина отступить к выходу.

Аверин взял министра под локоть и постарался вывести за дверь, но тот уперся.

– Оставьте меня, Гермес Аркадьевич! И уймите свое чудовище. Вы же колдун! Ведь это… эта клоунада… плевок в лицо государыни нашей Софьи и всей Российской империи! – теперь уже во весь голос кричал он.

– Неловкий момент, да? – неожиданно раздался сзади знакомый, слегка насмешливый голос. – А ведь князь Бестужев просил вас… кхм, немного подождать, дорогой Петр Васильевич.

В дверях появился Меньшов, а в полушаге за его плечом – Инесса. И Аверин поймал себя на мысли, что испытал изрядное облегчение при виде ректора и дивы. Слова министра начали переходить допустимые границы, и предсказать, каким образом среагирует на них Александр, было невозможно.

Однако див как ни в чем ни бывало повернулся к Меньшову и поприветствовал его легким кивком.

– Приятно видеть вас в добром здравии, Алексей Витальевич, – проговорил он.

– Рад слышать. И от души надеюсь в нем и оставаться, – Меньшов широко улыбнулся.

Александр проницательно посмотрел на него.

– В этом вопросе можете рассчитывать на меня, господин ректор.

У внимательно слушавшего их диалог Аверина тут же появилось ощущение, что эти двое очень давно знакомы. Что, впрочем, не было сюрпризом. Меньшов, как и отец самого Аверина, дружил с императором Владимиром. Но складывалось впечатление, что знакомство это отнюдь не было шапочным.

«Он не позволил вашему отцу препарировать меня», – так сказал Александр про бывшего хозяина и Аркадия.

Отец лично знал императорского дива. Вероятность того, что его не знал Меньшов, казалась ничтожной. Равно как и того, что такой проницательный человек, следователь, разведчик, ни о чем не догадывался все годы, что делал карьеру в Академии.

Зачем он сейчас во дворце? С Инессой, сила которой многократно увеличена прибором Френкель?

– Ваше величество, – прервал размышления Аверина подчеркнуто вежливый голос князя Бестужева. Он тоже прибыл в составе встречающей делегации и теперь всеми силами старался смягчить грубость Апраксина. Во время нападения Распутина Бестужев потерял руку и чудом остался жив, так что прекрасно понимал, насколько плоха идея оскорблять и злить дива, не поддающегося контролю. – Я приношу извинения за этот неприятный инцидент. Министр двора всего лишь хотел сказать, что ваша личина может шокировать присутствующих. Не соблаговолите ли принять какую-нибудь другую?

Бестужев был колдуном, к тому же посвященным в тайну, однако соблюдал надлежащую осторожность.

Лицо Апраксина стало багровым. Но смотрел он не на гостя, а на Бестужева.

– Вы… зачем это лебезите перед ним? Я сказал ровно то, что хотел сказать. «Ваше величество»? Вы бы еще русскую корону нацепили на это… существо.

– Корону? – голос Александра изменился, стал гулким, будто из колодца. Уголки его губ разъехались, кожа побледнела, и лицо начало напоминать жутковатую маску. – А ведь вы правы… Мне нужна корона. Но не ваша. Имеется своя.