Обычная магия - Андрей Волковский

эту тряпку. Мы сможем договориться.

— А сейчас ты тоже не знала, что топить нас везёшь?! — Руслан ещё не видел наставника таким злым. — Что выпила, чтоб включиться, пока переодевалась? Духи?

— У меня не было выбора…

— Был.

Бьёрн велел всем выйти из машины, чтобы синявка осталась внутри одна.

— Что с ней будет? — спросил Руслан.

Он так и не понял, злится он на ундину, жалеет её или испытывает какое-то другое чувство.

— Изолируют, — пожал плечами Бьёрн.

— А дети? — подал голос Алексей.

— Попадут в специальный интернат. Им там хотя бы расскажут, кто они и как себя под контролем держать.

Синявка вдруг ударилась головой о стекло. Затем ещё раз.

Бьёрн открыл дверь:

— Уймись. Убиться ты так не сможешь.

— Я хотела сказать… простите меня.

Руслану сделалось тошно и горько. Перед глазами всё стояли чёрные мешки. И девочки с фотографий.

— Что случилось с вашими коллегами? — спросил он.

Не был уверен, что она ответит, но она тут же сказала:

— Это чья-то шутка. Понимаете? Шутка! — она засмеялась, затем всхлипнула, судорожно вздохнула и продолжила. — На работе все знали, что я не пью, вот и решили пошутить: налили в сок вина. А я и ехать-то не хотела! Четыре года работаю… работала там — и ни разу не была на корпоративе. А тут решила, что всё хорошо будет. Права была мать: дура я. Дура.

Она опустила голову и заплакала.

— А вторая всё-таки дочь откуда? — вмешался Бьёрн.

— Один знакомый хотел меня подпоить и изнасиловать…

Руслан отошёл в сторону и смотрел на тёмную неспокойную воду, пока не приехали “люди в чёрном”. Допросили Алексея и Бьёрна, осмотрели Руслана со всех сторон и увезли ундину-синявку.

Надо было ехать домой, но сесть в машину, где недавно плакала Ольга, Руслан не мог. Спустился к самой воде и снова бездумно уставился на холодные волны. Неслышно подошёл Бьёрн и молча встал рядом. Вздыхая, прибрёл Лёха, прижимая фляжку к челюсти. Постоял, пнул камушек и с досадой невнятно буркнул:

— Вот все беды от баб! Все!

— Дурак ты, Лёха.

Листопад

Девушка на фото беззаботно улыбалась в букет разноцветных осенних листьев.

Усталая женщина погасила телефонный экран и бесцветным голосом произнесла:

— Это я. Неделю назад.

Руслан изумлённо уставился на посетительницу: девушка на фото выглядела её дочкой. Бьёрн хмыкнул:

— Ну, рассказывайте.

Женщина вздохнула, спрятала телефон в сумку и сказала:

— По ночам мне снится осень. Будто я иду, а вокруг бесконечный листопад. И листья падают и падают. И я тоже хочу упасть и уснуть. Там, в этом сне, так пусто, так одиноко и так… правильно.

Она подняла тусклые серые глаза на Бьёрна:

— Я бы и к вам не пошла, но подруге обещала. Она чего-то беспокоится, всё мельтешит. Не смогла разбудить вчера ни будильником, ни криками, говорит, только стакан воды помог. А зачем просыпаться?

Женщина замолчала, безучастно глядя куда-то в стену сквозь Бьёрна.

Руслан готов был поклясться, что в сверхъестественном плане с ней всё в порядке. Никаких щупалец, призрачных проводов, тёмного тумана или ещё какой пакости — ничего. Он покосился на Бьёрна.

Наставник задумчиво изучал посетительницу взглядом. Взял со стола канцелярский нож, начертил в воздухе знак. Тот еле мигнул сиянием и тут же растаял.

Бьёрн поднялся, обошёл стол и тряхнул женщину за плечо:

— Эй, давно это с вами?

Она не отреагировала. Бьёрн фыркнул недовольно и приложил ко лбу женщины амулет, болтающийся на одном из его браслетов. Посетительница часто заморгала и с недоумением огляделась, словно не понимая, где находится.

— Эй, — Бьёрн щёлкнул пальцами перед её носом, — давно вам снится листопад?

— Неделю…

— А что было неделю назад?

Руслан ждал, что посетительница снова впадёт в полусон, но она ответила:

— Мы с подругой ходили в сквер “Юность”. Букеты из листьев собирали, фотографировались. Всё.

— Что-то странное в сквере происходило? Может быть, что-то померещилось или встретили кого-то необычного?

— Нет, — покачала головой посетительница. — Очень хорошо погуляли, потом посидели в кофейне. Той ночью мне в первый раз приснился листопад. А на следующий день дома завяли все цветы. А я их накануне поливала. И герань, которую бабушка дарила, и хлорофитум, и лианы на кухне.

Бьёрн и Руслан переглянулись: разом погибшие цветы — верный признак чужеродного влияния.

— Вчера даже кактус засох и почернел. Дольше всех держался.

Женщина попыталась зевнуть, но Бьёрн не дал:

— Так, едем к вам. Я сейчас ничего странного не вижу, но, возможно, дело в вашей квартире. С подругой всё нормально?

— Да, она бодрая. Даже слишком.

Женщина медленно поднялась со стула. Сумка соскользнула с колен и упала на пол, но жертва неведомого существа безразлично перешагнула через неё и пошла к выходу. Руслан подхватил сумку, запер комнатку, которую на случай встреч с потенциальными клиентами снимал Бьёрн, и поспешил за наставником.

Клиентка жила в обычной пятиэтажке скучного серого цвета. В небольшой двухкомнатной квартире было опрятно, не считая горшков с засохшими в пыль растениями, и… странно. Нет, никто не зыркал с потолка, не свешивался из навесных шкафов, не прятался под столом или за креслами. Но в этой квартире Руслану определённо было не по себе.

Бьёрн чертил ножом знаки на стенах, не касаясь их. Знаки то мерцали, то переливались, то гасли без следа.

Клиентка равнодушно смотрела в окно, усевшись там, где ей под ноги попался табурет.

Бьёрн закончил осмотр дома через час. Сунул нос в каждый горшок с сохлыми останками растений. Заглянул в каждую комнату. Особенно тщательно осмотрел подушки, зубную щётку и кружки. Наставник хмурился: видимо, ничего подозрительного в квартире не нашлось.

— Так, звоните подруге. Эй! Гражданочка! Девушка! Как вас там… смотрел же её документы… — он на секунду закрыл глаза:

— Алёна!

Женщина не реагировала. Бьёрн чертыхнулся, достал из сумки её телефон и принялся искать контакты подруги.

— Хорошо, хоть заблокировано только на отпечаток, — ворчал он. — Так, больше всего звонков от какой-то Нины… Алло, Нина? Вы можете подъехать к своей подруге Алёне? Да, немедленно. Нет, я не врач, но вы отправили её ко мне на приём. Да, Бьёрн. Ждём.

Он сунул телефон обратно в сумку Алёны.

— Так, поручим её подруге, а сами — в сквер. Здесь всё чисто,