Золото мертвых - Андрей Александрович Васильев

Ознакомительный фрагмент

что она предоставляет, мне ближе тихие радости бытия вроде книг, цветущего сада и общества любимой женщины. Но я не терплю тех, кто пытается меня обмануть или убить. К таким людям я безжалостен.

— У меня ничего такого в мыслях нет, — сразу сообщил ему я. — Слушайте, это было здорово, никогда подобного не видел. Так вы, выходит, маг?

— Магов не существует, — мягко заметил Ласло. — Они довольно давно перестали быть. Или как это правильно? Ну вы меня поняли. Последние из истинных, природных магов дотянули до конца восемнадцатого века, насколько я знаю, но и только. Бальзамо, Сен-Жермен, ну, может, еще Фламель, которого по рассказам вроде как видели в Париже в самый разгар революции. Он то ли там тихонько жил все это время, то ли прибыл для спасения кого-то из своих друзей-аристократов, уж не знаю, что тут верно. Впрочем, как непонятно и то, насколько это правда. Но после их ухода об истинных магах более никто не слышал, и это неудивительно.

— Почему? — Мне было неподдельно интересно общаться с этим человеком. Он много знал и не скупясь отсыпал мне знания в обе руки, причем без насмешливого покровительства, которое периодически мелькало у того же Шлюндта. Он разговаривал со мной на равных, и это подкупало.

— Времена изменились, — отозвался Ласло. — Подлинная магия хороша тогда, когда в нее верят и когда она является последним аргументом в споре. Последним и самым главным. Это не мои слова, это изречение Мерлина, а он был величайшим из великих. А в девятнадцатом веке все стал решать прогресс, пришло время пара, электричества и огнестрельного оружия. Именно прогресс стал тем последним гвоздем, который вбили в гроб истинной магии, и с тех пор мы, дети Ночи, больше никогда не являлись первыми скрипками в оркестре жизни. Мы ушли в тень и живем в ней, обходясь иллюзиями и кое-какими остатками древних знаний.

— Красиво сказано, — произнес я, причем иронии в моем голосе не имелось ни капли.

— Скорее — печально. — Ласло побарабанил пальцами по столу. — Когда уходят знания — это всегда плохо. Мне подвластно многое, это так, но по сравнению с моим же собственным отцом я все тот же мальчишка-дилетант. Ну а если сравнивать с прапрадедом, так и вовсе лилипут. Как у Свифта, помните?

Тем временем к нам снова присоединился Абрагим, который поставил передо мной бумажную тарелочку с арахисом, на котором поблескивали крупинки соли, после достал из одного кармана бело-грязного передника бутылку водки, а из другого уже знакомую мне медную чашку.

— Я не буду, — сообщил ему Ласло. — Не люблю спиртное.

Аджин весело хохотнул, плюхнулся на стул, пророкотал очередную неразборчивую фразу и свернул крышку бутылки.

— Абрагим, мне кажется, или эти две юные красавицы проявляют к нашей компании чрезмерный интерес? — вдруг тихонько спросил мадьяр у хозяина шаурмячной. — Разумеется, я могу ошибаться, но у меня складывается впечатление, что они сродни нашим бабакам. Вернее, они в самом начале этого пути, тьма внутри них пока слаба, но, полагаю, свой выбор они уже сделали.

— Сродни кому? — не удержался я от улыбки. Просто слово больно забавное. Бабаки. Почти бабайки — коренные обитатели платяных шкафов, стоящих в детских спальнях.

— По-вашему это… — Мадьяр пощелкал пальцами. — Ведьмы. Вот, все никак слово вспомнить не мог.

— А? — рыкнул аджин, с лица которого мигом пропало благостное выражение, и резко развернулся.

Надо же, а я даже внимания никакого не уделил тому, что две юные красотки, сидящие за нами, затеяли фоткать друг друга на телефон. Да, собственно, чего в этом удивительного, сейчас все этим занимаются, причем независимо от возраста. А этим двум милашкам вообще сам бог велел, для них инстаграм — дом родной. Вот только в фокус, похоже, попадают не они сами, а наша маленькая компания.

— Ы-ых! — недовольно рыкнул аджин, и девушки дружно взвизгнули, причем каждая по своей причине. Одна от того, что глянула в лицо шаурмячника, вторая от боли. Когда телефон в твоей руке начинает плавиться от жара — это всегда приносит дискомфорт.

Ножки пластикового кресла скрежетнули по плитке пола, аджин поднялся на ноги, девчонки затихли и испуганно глазели на него.

— Так их! — подал голос бородач, наконец доевший свой шмат мяса и теперь облизывающий пальцы. — Терпеть ведьмячье племя не могу!

— Вы чего, дяденька? — захлопала глазами одна из ведьм. — Мы просто для ленты… Для поста! У вас тут все так вкусненько, необычненько! Мы же ничего такого!

Аджин сделал пару шагов вперед, приблизившись к побледневшим девчонкам, а после провел рукой по их лицам.

— А-ха-а-а! — мигом среагировал бородач. — Во, правильно! Ай, молодца!

Что он имел в виду, я понял после того, как массивная фигура аджина перестала загораживать мне обзор. И это впечатляло.

Куда девались миленькие юные и свежие мордашки, не отягощенные косметикой? Передо мной стояли на редкость жуткие морщинистые образины, с кривыми носами, безгубыми ртами и с глазами, лишенными век.

— Фу, — поморщился Ласло. — На мой взгляд, это перебор. Есть же более гуманные способы!

А после грянул двухголосый девичий визг, такой, что у меня уши заложило. Ведьмочки, взглянув друг на друга, мигом осознали, что произошло, и тут же начали ощупывать свои лица, в надежде на то, что беда коснулась только подруги, следом убеждались, что это не так, и повышали тональность воя.

— Любо, — снова подал голос бородач. — Ох, любо! Они только паскудничать сильны. Поделом им!

Абрагим опять что-то пророкотал, нависнув как скала над заходящимися в вое девчонками.

— Не понимаю я вас! — провыла одна из них, глянула в зеркальце, извлеченное из сумки, а после бухнулась на колени перед шаурмячником. — А-а-а-а-а! Не надо! Не надо-о-о-о! Мне же теперь только в петлю, с такой-то рожей! Верните все обратно, верните! Я отслужу, я всё… Я всегда… Хоть когда…

Абрагим повернулся, и меня тоже ощутимо передернуло. Глаза аджина полыхали багровым огнем, лицо его стало чем-то похоже на древнюю маску демона, которую я как-то видел в одном из музеев. Мама меня всегда по ним таскала, когда мы с ней в детстве летом колесили по Европам.

Он коротко что-то мне бросил, а после показал на ведьму.

— Тоже не понимаю, — вздохнул я и посмотрел на Ласло.

Абрагим нахмурился, отчего стал совсем уж жутко выглядеть, подошел к столу, плеснул в медную чашу водки, провел над ней ладонью, отчего жидкость на секунду закипела, чудом не воспламенившись, а после сунул ее мне.

Вот ведь. И не знаешь, то ли пить, то ли нет. Я в последнее время к подобным вещам стал относиться очень осторожно,