Моё пост-имаго - Владимир Торин

вы куда-то выбирались с этого пыльного чердака? Когда проводили настоящие исследования? По пути к месту обитания Мухоловки Крейцвига вы сможете вдоволь поразмахивать сачком и понаблюдать ваших бабочек и прочую моль…

Доктор Доу разочарованно покачал головой. Он ожидал, что вот-вот раскроются какие-то грязные, мрачные подробности, как ему казалось, имевшего место заговора. А тут речь о какой-то экспедиции…

Посчитав, что услышал достаточно, он постучал в дверь и, не дожидаясь ответа, толкнул ее.

Войдя, посетители увидели двух мужчин, стоявших у большого дубового стола. Властный голос явно принадлежал высокому широкоплечему старику, который держал одну руку в кармане сюртука, сжимая в другой кожаную папку для бумаг. Седые слегка вьющиеся волосы почтенного джентльмена переходили в пышные бакенбарды, губы его были недовольно поджаты. Словно грозовая туча, он нависал над растерянным и слегка испуганным собеседником.

– Мое почтение, – сказал доктор. – Нам нужен мистер Келпи. Мистер Фенниг направил нас сюда. Мое имя Натаниэль Френсис Доу, это мой племянник Джаспер.

Испуганный джентльмен отметил черный докторский саквояж в руке посетителя и кивнул.

– Я – Келпи. – Он повернулся к хмурому старику. – Эти господа пришли в связи с кончиной бедного профессора Руффуса.

– Да-да, – буркнул старик. – Не буду мешать. И еще, Келпи. Я вам соболезную. Быть может, мы не всегда сходились с профессором во взглядах, но он был знаковой фигурой в ГНОПМ. Наука многое потеряла с его смертью…

Сказав это, он направился к выходу из кабинета, бросив на посетителей тяжелый взгляд. В дверях он обернулся:

– Подумайте как следует, Келпи. Теперь вы – глава этой кафедры, и именно вы принимаете все решения. Не будьте болваном.

После чего ушел, захлопнув за собой дверь.

Мистер Келпи, невысокий пухленький человечек в коричневом клетчатом костюме и твидовой бабочке, выглядел так, словно вдруг забыл, как здесь очутился: он лихорадочно моргал, крошечные пальцы теребили висящее на цепочке пенсне. Джасперу он сразу понравился: с виду этот мистер Келпи, с его большими любопытными глазами и носиком пуговкой, был наимилейшим существом. Наимилейшим существом с влажными манжетами.

Потеющие руки мистера Келпи не укрылись от пытливого взгляда Натаниэля Доу. Кто-то невнимательный мог бы решить, что мистер Келпи нервничает или чего-то боится, но доктор тут же отметил прочие, едва заметные признаки того, что этот человек чем-то болеет. О чем он тут же осведомился.

– Вы весьма наблюдательны, доктор, – кивнул мистер Келпи. – У меня болотная лихорадка. Подхватил в одной из экспедиций.

– Что вы принимаете?

– «Лекарство Гиблинга». Профессор… гм… глава нашей кафедры его изобрел, когда я заболел. В состав входят надпочечники жаб и еще много чего такого, что я и не осмелюсь озвучить…

– Этот господин, который ушел, – сказал Джаспер, кивнув на дверь, – очень раздражен чем-то.

– О, это профессор Грант с кафедры Ботаники. Он изучает плотоядные растения: росянки, мухоловки и прочие… хм… хищные сорняки. У него очень… непростой характер – в одной из экспедиций Карниворум Гротум откусил ему руку, и после этого он стал… – Мистер Келпи замолчал не в силах подобрать слова, после чего, так их и не подобрав, заговорил о другом: – Сейчас, впервые за многие годы, он получил финансирование и собирает новую экспедицию. Она отправляется через две недели, и он хочет, чтобы лепидоптеролог стал ее участником. Я прошу прощения за его поведение – страстная, увлекающаяся натура. Вы работаете с полицией?

Мистер Келпи надел на нос пенсне и с сомнением поглядел на Джаспера – даже через увеличительные стеклышки ему не удалось различить в мальчишке констебля.

У доктора Доу вопрос вызвал на лице целую бурю эмоций, вложенную в лаконичное приподнимание левой брови. Он едва сдержался, чтобы не ответить, что он думает о полиции в целом и о некоторых ее представителях в частности. Вместо этого холодно сообщил:

– По воле случая мы с Джаспером оказались в том купе, где был найден профессор Руффус. Именно я проводил осмотр тела. Скажем так, мы здесь, чтобы выяснить причины гибели профессора и отыскать виновника произошедшего.

При этих словах мистер Келпи заметно вздрогнул и бросил быстрый взгляд на зашторенное окно.

– О, бедный-бедный профессор Руффус! – запричитал он. – Это такое несчастье! И так скоро после несчастья, которое постигло профессора Гиблинга!

– А что за несчастье постигло профессора Гиблинга?

– Сердечный приступ, – опустошенно сказал мистер Келпи. – У него было очень доброе, но очень слабое сердце. Я так подавлен! Так подавлен! Нет сил даже покормить Клару – это любимая пчела профессора Гиблинга… она куда-то улетела… – Он кивнул на обшитую бордовым бархатом подушечку на письменном столе – видимо, Клара обычно на ней спала. – Это все так ужасно: сперва профессор Гиблинг, теперь профессор Руффус. Кафедра Лепидоптерологии вымирает, словно Совка Чесночная. Я да пара студентов – вот и все, что от нас осталось… Ну, и сэр Крамароу, разумеется.

Доктор был удивлен.

– Крамароу? Не тот ли это джентльмен, который раскритиковал лучшие рестораны в городе и стал личным врагом господина Борджилла из «Летрюфф» после того, как заявил, что…

Следующее, к полнейшему недоумению Джаспера, дядюшка и мистер Келпи произнесли хором:

– Еда, которую там подают, не годится даже в качестве яда для гремлинов!

Мистер Келпи грустно улыбнулся:

– Известная история. «Сплетня» обжевывала ее неделю. Сэр Крамароу просто ненавидит городские рестораны. Он известный гурман и весьма избирателен в том, что подают на стол в Тремпл-Толл и даже в Старом центре. Прошу вас, присаживайтесь. Простите мне мою непочтительность. Стоило сразу предложить.

Мистер Келпи нервно опустился в кресло за столом и указал рукой на два глубоких кожаных кресла напротив. Доктор и его племянник последовали приглашению.

Джаспер принялся с любопытством разглядывать кабинет.

Ох, что же это было за место! Первое, что бросалось в глаза, – это развешанные повсюду засушенные бабочки в рамках. Каждая бабочка хранилась под стеклом и была подписана. Прежде Джаспер и предположить не мог, что их существует так много – разных, непохожих, неповторимых: одни напоминали простую комнатную моль, другие походили на лоскуты застывшего пламени.

Кабинет главы кафедры мог бы запросто потягаться с какой-нибудь библиотекой – книги, книги, повсюду книги! Они тесно стояли на полках, высились колоннами у стен, занимали бо́льшую часть места на столе. Целой жизни не хватило бы, чтобы все это прочитать. Но настоящий восторг у мальчика вызвало другое. Словно в каком-нибудь музее, здесь хранилась настоящая