Книга воздуха - Елена Булганова

его надули. Наследники ни при каком раскладе не могут повлиять на некров или защититься от них. А я решила действовать по нахалке, у меня просто выбора другого не было…

Тут воздух в легких закончился, и она без сил прислонилась боком к Лазарю. Остаться бы сейчас только с ним, ничего не говорить, просто чувствовать его рядом… И добавила уже без всяких эмоций, ощущая лишь тупую усталость:

– Жером, ты передай Марату как можно скорее, что с Анной все в порядке, и она вернется туда к вам через день или два. Слушай-ка, а этого Хроноса ты никак не можешь забрать с собой? Все же жаль его, в той реальности он хотя бы дома был.

Жером своим подвижным лицом изобразил что-то вроде «Вот очень надо».

– Пардон, но сие невозможно, придется ему обживаться здесь. Наведаюсь-ка туда, хочу глянуть на него – для полноты моей радости. А потом сразу махну к себе, порадую Марата и ребят.

И вприпрыжку рванул к выходу из подвала.

– Я с тобой. – Последовала за ним Маэса.

Лида, кажется, даже задремала немного в положении стоя, держась за друга и ощущая ее крепкие руки на своей талии. Сквозь сон слышала, как Лазарь разговаривает с Риком, по тону понимала, что студент сильно не в своей тарелке. Но не пытается оправдаться. Ингрид уже понемногу приходила в себя, потом Ричард унес ее куда-то наверх.

Вернулась Маэса и почему-то Жером, хотя он вроде бы собирался к Марату. Вечница выглядела как обычно, спокойной и невозмутимой, а вот у француза лицо сделалось какое-то перевернутое.

– Что случилось? – встрепенулась и перепугалась Лида. – Это не Хронос?

И успела заметить, как Жером глянул сперва на Лазаря, словно разрешения просил. И этот туда же! Ладно, она рассердится на него позже.

– Это Хронос, подтверждаю, – сказал француз. – Но он, очевидно, не захотел жить дальше простым человеком. И принял меры.

Лида тихо охнула. Одно дело лишить вечника его привилегии на вечную жизнь, но совсем другое – осознавать, что она причастна к смерти человека. А следом она припомнила, что еще семеро бывших людей скоро окончательно умрут, но прежде сполна испытают ужас и безнадежность.

– Уходим отсюда, – тихим голосом распорядился Лазарь.

– Да, но сперва Лида должна подняться и взять Книгу, – сказала Маэса. – Хроноса мы убрали подальше, ты не волнуйся. Это неприятно, понимаю, но Книгу нельзя просто бросить здесь.

– Конечно, я сделаю, – прошептала Весна. – Но вот еще некры, как с ними?

– Я останусь пока на острове, буду с ними до конца, – тут же ответила Маэса, наверняка уже обдумала этот вариант. – Постараюсь обеспечить им уход без мучений, в блаженном забытьи.

Лида из последних сил благодарно ей улыбнулась.

Именно в этот момент в арке появился Жан с раздутым рюкзаком за плечами, оглядел всех потрясенными глазами, заломил руки и трагическим голосом вскричал:

– Ну так и знал, все интересное вечно происходит без меня!

Глава 38. Горе и радость

За пару дней Лида вполне восстановилась, даже утомилась немного от излишнего внимания, уж слишком все ее опекали. Мама и Лазарь глаз не спускали, передавали друг другу из рук в руки. А еще оказалось, что ощущать себя всеобщей спасительницей тоже удовольствие относительное и быстро надоедает. Она уже несколько раз со всеми подробностями рассказала историю своего путешествия и о том, что случилось на острове первым делом ребятам, отдельно маме с отчимом, отдельно Миле с Лешей. И еще Марату, перейдя в его нынешний мир вместе с Жеромом – в тайне от Лазаря, само собой.

Рассказывать ей нравилось – это отвлекало от ожидания. Но потом накатывали новые волны тревоги за отца, за Анну.

«Только бы они вернулись поскорее! Тогда все будет окончательно хорошо».

Неожиданно ей стало трудно с Лазарем. Хотя вдвоем они проводили много времени, в долгих прогулках или на веранде его дома (Жан почти все время пропадал у Маэсы и Джулии, самозабвенно возился с малышкой Дасоль). Говорили обо всем на свете, вот только к тому разговору в машине почему-то не возвращались, словно и не было его вовсе.

Лиде казалось, что друг никак не может к ней приспособиться, что ли. Возможно, она повзрослела за последнюю неделю, а он привык видеть ее ребенком, пугливым, плаксивым, вечно нуждающимся в защите. Но она больше не ребенок, и ее признание в машине нельзя списать на детскую оплошность, о которой самое лучшее – забыть и не упоминать.

Однажды они кормили белок в парке. Профессор легко подхватил ее за талию и поднял на вытянутых руках, чтобы она смогла протянуть ладонь с угощением самой робкой из беличьего семейства на ветке ясеня. Именно в этот момент ее вдруг потрясла мысль, что она смогла бы жить и без Лазаря. Ведь не умерла же в тот страшный миг, когда Валерий рассказал о его смерти. Да, потеряла бы часть души. Да, нашла бы себе новые цели и занятия. Может, на годы окаменела бы изнутри. Но жизнь взяла бы свое, и однажды она снова бы засмеялась чьей-то шутке, к кому-то привязалась, с кем-то прогулялась по парку. Это была странная мысль, которая с одной стороны вроде как разделяла их с Лазарем, но с другой – делала равными. И к этому ощущению нужно было еще привыкнуть.

Белка наконец собралась с духом, свесилась с ветки и ухватила угощение. После чего, довольная, унеслась в свое дупло. Лазарь опустил Лиду на землю, и путь они продолжили в молчании. Да, профессор Гольдман умел улавливать любые перемены в ее настроении, даже когда не смотрел ей в лицо.

На привыкание к новой мысли понадобилось несколько дней, а долгое молчание сделалось привычным спутником для них двоих. Безмолвно они сидели на крыльце ее дома вечером того дня, когда в калитку осторожно заглянул, потом бочком просочился Жером. И по его лицу Лида сразу поняла – случилось что-то ужасное. Понял и Лазарь, потому первым поднялся навстречу Железной маске. А руку словно ненароком отвел так, чтобы девушка могла за нее уцепиться – но она не стала. На ватных ногах, цепляясь за перила, но все же поднялась сама.

– Анна? – прошептала ледяными губами.

Жером бешено затряс головой.

– С ней все в порядке, она вернулась домой. Теперь с детьми и Маратом, и уже знает о том, как ты уделала Хроноса. Но, Лиди, мужайся…

Она кивнула, уже зная, что он скажет.

– Отец, да?

– Да. В то утро, когда Анна планировала уйти, на их