Извините, а герои городского фэнтези долго живут во второй раз? - ReLiGiS

– Ой, Дима, – заметил меня Силантий. – Что-то вы к нам давно не заглядывали.

– Дела были, – отмахнулся я. – В другом городе.

– Наслышаны, – кивнул Понфирий на газету, служившую импровизированной скатертью.

– Я тут ищу одну из ваших воспитанниц…

– Гинис тут, – указал за спину Силантий.

Я посмотрел в указанную сторону и действительно обнаружил там фигуру на коленях под крестом.

– Нашлась пропажа, – усмехнулся Крейг и направился к девушке, а я остановился. Что-то мне тут не нравилось.

Я осмотрел двоих спокойно распивающих мужиков, оглядел внутреннюю разруху и уставился на Гинис. Та вообще не шевелилась, лишь её губы беззвучно двигались.

– Доча, – Крейг подошёл к девушке и присел на корточки рядом. – Папка вернулся.

– Крейг… – я не успел среагировать, когда дядю откинуло от девушки ударом тёмного крыла.

Крейг врезался в стену и со стоном осел на пол, глядя на девушку.

– И ты смеешь появляться передо мной? – эхом разнеслось по помещению церкви. Девушка поднялась с колен и оказалась перед своим приёмным отцом. – Ты обманул меня! Обещал спокойную жизнь в кругу семьи, а в итоге что? Пустил меня на опыты?

– Гинис, я не смог тебя защитить, – прохрипел Крейг. Из его голоса исчезла напускная несерьёзность.

– Но ты обещал! – Гинис занесла руку. Мгновение, и она обезглавит единственного человека, который действительно о ней заботился, но тут есть я.

Я оказался рядом с девушкой и схватил её за руку.

– Гинис, прекрати, – строго сказал я.

– С тобой, Са-шень-ка, я поговорю позже, – оскалилась девушка.

– Несомненно, – крепче сжал я ручку монашки. – Но только тогда, когда перестанешь быть одержимой.

– Несомненно, – повторила монашка. – Только я не вернусь к «нормальному» состоянию. Я стану вашим злым роком, отомщу десятикратно за всё, что вы со мной сделали.

Сказав это, девушка расправила крылья и взмыла в воздух. Я расправил крылья, данные мне тенью лебедя, и взлетел следом. Не знаю, что было сейчас в голове у монашки, но отпускать её сейчас было нельзя. Боюсь представить, куда безумие заведёт Гинис, да и не хотел я, чтобы девушка сделала что-то, о чём позже сильно пожалеет. Как будто она и без этого будет мало сожалеть.

Глава 21

Рождённый ползать летать не может. Так написал Горький в своём (почему-то) стихотворении, а я, будучи школьником, прочувствовал всю суть псевдонима писателя, когда учил наизусть сие произведение без капли рифмы. Собственно, это я к чему…

Может ли человек, впервые летящий на дельтаплане, поймать в небе птицу? А если эта птица ещё и яростно отбивается? Если ответы «Да» и «Да», то кому-то пора проконсультироваться с психиатром. Мне бы вот не помешало. Гинис летала всю жизнь. Её крылья – логическое продолжение её тела, как у меня хвост и когти, а её стихия – небо. Я же хоть и понимал инстинктивно как пользоваться крыльями, угнаться за девушкой не мог, и разница в силе совсем не помогала. Девушка ещё и острейшими перьями успевала кидаться, когда я умудрялся её нагнать.

Так мы и летели. Невредимая Гинис, которую отсутствие потолка совсем не смущало, и я, дырявый во всех смыслах и желающий удариться головой в какую-нибудь преграду, чтобы закончить это безобразие. О том, чтобы сбить девушку на землю и речи быть не могло – мне догнать её уже было достижением. Удивительно, что я содержимое желудка ещё не растерял.

Монашка ещё и кричала что-то. Жаль, что я не мог её выслушать из-за оглушающего ветра, а я очень хотел. Недовольство девушки понятно, а вот следствие его казалось совсем бредом. Да, извинениями тут не отделаешься, но лететь хер пойми куда и мстить… Да, Гинис тот ещё мстюн.

Панорама Романовска с высоты в несколько тысяч метров завораживала. Остановиться бы и полюбоваться, да вот бесы в башке Гинис не давали. И что делать? Я попробовал использовать техники, даже привязался щупальцем к ножке монашки, чтобы не отставать, что девушку очень впечатлило. Настолько, что она тут же рухнула вниз и на бреющем полёте впечатала меня в стену многоэтажки.

Было ли это причиной удара головой, или мои умные мысли наконец догнали меня, но я таки додумался преследовать девушку по земле, где уже я ей фору могу дать, а в воздух отправить тень, недавно стыренную у самой Гинис. Петлять по улицам долго не пришлось, и уже спустя минут пять мне стала очевидна цель монашки. Она на кой-то ляд двигалась к месту сбора нашей миротворческой группы, и что-то мне подсказывало, что стать добровольцем в планы девушки не входит.

– Слушай, твоё величество, – оправдывался чутка помятый Элементаль, которого таки достали из багажника машины Сакуры, – я ничего против тебя и твоих порядков не имею. Я бы и рад в сомнительную перспективу не соваться…

– Но ты влез, – перебил мужчину Леон, сидящий тут же в кабинете. – И влез очень глубоко. А когда тебя прижал мой внук, вместо сдачи произошла драка.

– Они угрожали моей семье! – возмутился Элементаль.

– Владимир, – усмехнулся Император, – лицемерие тебя совсем не красит. Мне известно, что ты участвовал в устранении своей бывшей жены, Кристины Тервос. Да, сделал всё чужими руками, но ведь наводка была твоей. Хочешь сказать, что твоя семья ограничивается только самой младшей дочерью?

– Но ведь по плану старшие должны были перейти ко мне, – возразил Владимир.

– Удивительно, но они без проблем смогли сложить два и два, – прикрыл лицо рукой Леон. – И получили они в итоге верный ответ. Ответы, я бы сказал.

– О том, как они вышли на убийцу своей матери и что сделали после, мы поговорим потом, – покачал головой Император.

– Верно, – кивнул Леон. – А сейчас, Володя, будь добр, расскажи о своих горе-друзьях.

Владимир с секунду с кислой миной разглядывал карту подземной части Романовска, после чего указал на одно из зданий. От объяснений его отвлёк внезапно оживший радиоприёмник, проигравший сначала мелодию пианино, после чего какой-то неизвестный исполнитель начал петь «Каждый вдох отзывается болью в груди…». На третьей строчке песни снаружи донёсся грохот, словно столкнулись