Джун Колдун - Михаил Антонов

Травы мне продала бабуля. Ох, сколько всего я от неё услышал! Как она их собирала, как правильно сушила, как соблюдала влажность и условия хранения… Короче, рассказ был долгим. Травы тоже вышло немало — целый пакет.

Следующей точкой стала контора, где я купил баночки — взял сразу три десятка. Финальным пунктом оказался зоомагазин, уже третий по счёту. Здесь я приобрёл пару кроликов — самку и самца, объяснив продавцу, что беру их на развод.

Таксист привёз меня на Чехова, 18. Не спеша перенёс все ингредиенты в квартиру, после чего водитель отвёз меня домой.

Супруга встретила меня словами:

— Марина предложила тебе по 3 тысячи рублей за каждую банку мази — за твои труды.

Я подумал и согласился. Зашёл в свой маленький кабинет, достал оттуда пять банок с мазью и протянул жене:

— Вот, можешь передать.

— Ой, спасибо! Сейчас же ей позвоню!

Мы сели ужинать. Приём пищи прошёл в полной тишине — я немного утомился. Да что уж там, я серьёзно вымотался: день был насыщенным. Супруга тоже молчала.

Вдруг раздался звонок. Она сразу вскочила из-за стола и побежала одеваться. Через некоторое время вернулась и положила на стол 165 тысяч.

— Вот. Она спросила, когда будет ещё.

— Пока не знаю. Как только будет — скажу. Ты молодец, спасибо. С твоей помощью я заработал 15 тысяч.

Жена улыбнулась, погладила меня по спине и поспешила к дочери.

Сегодня я, конечно, нагулялся — больше 10 тысяч шагов. Но деньги сами себя не заработают. Пойду делать мазь.

Только собрался одеваться, из комнаты вышла жена с дочкой на руках:

— Разве ты сегодня ещё не нагулялся?

— Вроде как. Но подумал, что двойные нагрузки ещё лучше отразятся на моей фигуре.

Улыбнулся и вышел.

Двойная варка зелья — вернее, мази — ничем не отличалась от предыдущих. Я просто увеличил количество ингредиентов вдвое. Кролики тоже сделали своё дело. Чуть больше времени заняла фасовка, но и с этим я справился.

Идти пешком домой совсем не хотелось, поэтому вызвал такси. Водитель благополучно довёз меня до дома. Шесть баночек в пакете потенциально должны были принести мне 198 тысяч рублей. Эта мысль радовала меня, давала чувство удовлетворённости. Даже засыпая, я улыбался.

В понедельник трудовые будни начались как всегда с планерки. Выступали руководители подразделений, а при их отсутствии эта честь предоставлялась их заместителям. Всё было как обычно, только вот Илья Николаевич сидел какой-то отрешенный, задумчивый.

В курилке (так мы называем небольшой навес у заднего выхода), когда мы остались с руководителем наедине, я задал вопрос:

— Илья Николаевич, что-то случилось? Вы на себя не похожи.

— Случилось, Коль. Дочке Светлане поставили диагноз «рак», 4 стадия. Прогнозы откровенно плохие.

— У нас же сильная медицина, и специальная онкологическая больница есть.

— Да, есть. Там и диагноз поставили, и прогноз выдали. Она сильная, борется, шутит, не подаёт вида. Но по глазам всё вижу.

Илья Николаевич продолжать разговор не стал, потушил окурок и пошёл по своим делам. Плохое настроение руководителя передалось и мне. Кое-как досидел до конца рабочего дня.

После вкусного ужина сразу отправился в кабинет читать тетрадь. Закурил, открыл тетрадь и на первой же странице нашёл то, что искал.

Ритуал изведения «грызухи» у старика Трофима, проведённый колдуном Ермолаем в ночь на Кузьминки, 1934 год.

Сам там был, всё видел.

Изба Трофима стояла на отшибе, у самого чёрного бора, где ветви старых елей скрипели, будто кости. В сенцах, на лавке, лежал старик — иссохший, с серым лицом, будто присыпанным пеплом. «Грызуха» — так звали в деревне болезнь, что точила его изнутри, как червь под корой. Жена его, Матрёна, шептала, что «грызь» уже добралась до печёнок, и знахарка только крестилась да сулила гроб.

Но был ещё Ермолай — не то колдун, не то лекарь, о котором говорили, что он «умеет переливать силу от животины к человеку». За бутыль самогона и старую овчинную шубу он согласился «вытянуть хворь да вогнать в землю».

В избе погасили все светцы, оставив лишь одну свечу из неотпетого покойника (такая горела синим огнём и не коптила). На полу начертили круг берёзовым углём, а в центре поставили таз с солёной водой.

Привели барана — чёрного, трёхлетнего, с рогами в три завитка. Ермолай пояснил: «Он прожил бы ещё лет пять, но отдаст их Трофиму». Животное не резали, а привязали к столбу в избе, дали ему хлеба с солью — «чтобы шёл на дело не злым».

Колдун раздел Трофима до пояса, на его грудь положил высушенное сердце ворона (чтоб болезнь видеть), а на спину — плашку из осины (чтоб не перешло на него). Сам встал между бараном и человеком, босой, в одной рубахе.

— «Ты — провод, я — нож», — прошептал Ермолай и вонзил в землю серп между собой и бараном.

Затем положил одну руку на голову животного, другую — на живот Трофима. Зашипел сквозь зубы:

'Кровь да кости — в дело идут,

Жар да дух — из зверя в грудь.

Грызь да хворь — в землю уйдёт,

Как с этой плотью червь издохнет!'

Барану завязали глаза тряпицей с кровью Трофима (чтоб не видел, куда уходит жизнь), а сам колдун начал дрожать, будто по нему бежали мурашки. Губы его посинели, а из носа побежала струйка крови.

Барану сделалось худо — он забился, заскрежетал зубами, а потом рухнул на бок, будто его подкосило. В ту же секунду Трофим застонал и выгнулся, а изо рта у него полезла чёрная слизь (знали люди — «это грызь выходит»).

Ермолай сплюнул в угол, бросил в таз с водой горсть земли с могилы и велел Матрёне вылить всё под старую ольху — «чтоб болезнь в корнях сгнила». Барана же закопали в лесу без креста, а на том месте посадили крапиву — «чтоб нечисть не вылезла».

Через неделю Трофим встал, хоть и шатался, как пьяный. А через месяц грызь отступила — знахарка щупала живот и качала головой: «Будто и не было».

Подошёл к компьютеру и в поисковике задал вопрос: «Какое заболевание раньше называли „грызь“?» Первая же строка выдала мне ответ: согласно медицинской классификации,