Нона из Девятого дома - Тэмсин Мьюир

пока стручки продолжали валиться с неба, как огромные и страшные капли дождя, со стуком падали на крыши, на дорогу или мягко опускались в далекий океан. Она слышала крики, звон битого стекла, плач и сирену – все разом.

Нона обернулась. На грузовике, с которого она спрыгнула, теперь кто-то стоял – там, где только что стояла она, на крыше кабины. Это была капитан, в старых рваных брюках и старой тонкой рубашке.

– Лови его, – сказала она, – лови. Лови. Он убегает.

– Я не могу, – сказала Нона, – я ничего не могу сделать. Я не хочу ничего делать.

Капитан коротко застонала.

– Все зря – ты просила о помощи. И все зря. Только боль. Ты просила. Ты получила кровь за кровь.

Нона, умирая от горя, крикнула:

– Нет! Мне нравится это место.

– Нравится? – произнесли губы капитана.

– Да. Нет. Да. Я не знаю, что это значит. Я произношу это и не знаю, что это значит. Я вообще когда-то знала, что это значит?

– Зеленая тварь, – сказала капитан, – зеленая, дышащая. Огромный призрак. Пьющий. Преобразившийся. Что ты теперь будешь есть? Куда отправится твое тело? Что он сделал с тобой, что ты стала такой? Ты пожираешь сама себя. Я жру кости немертвых.

Это была правда. Капитан выглядела так, будто она умирала на глазах Ноны. Нона торопливо закричала:

– Не надо! Прекрати! Я не могу прекратить, но ты можешь! Перестань причинять ей боль! Она не знает, что ты делаешь!

– Ты просишь о милосердии? – спросила капитан.

– Да, о милосердии…

– Я пересекаю Вселенную, – сказала капитан. – Я отравляю ее, чтобы она страдала вместе со мной.

– Да, – согласилась Нона, – но… но перестань причинять боль капитану.

Она лихорадочно порылась в памяти в поисках подходящей фразы и снова вспомнила Кэм.

– Ты переигрываешь. Тебе хватит и пяти.

– За восемь тысяч нечестивых тел я остановлюсь, – сказала капитан.

– Нет, остановись прямо сейчас.

– Они замышляют собственную месть. Их правосудие – не мое правосудие. Их вода – не моя вода. Я хочу помочь, а меня выставили на посмешище. Опасность грозит тебе, а ты даже не знаешь. Они выходят из своей башни, где соль. В нижней части башни есть дыра. Я выдерну им зубы. Я освобожу это место для тебя.

– Табаско никогда не делала ничего плохого, – сказала Нора, – или Красавчик Руби, или Утророжденный, или Кевин, или Чести. – Тут она вынуждена была изменить свои слова: – Чести не понимает, что поступает плохо. Камилла и Паламед никогда не делали ничего плохого. Пирра говорит, что она совершила много ошибок, но, по крайней мере, она их признает. А капитан нам не нравится, но нам ее жаль. Перестань причинять боль капитану, не надо. – И Нона вдруг поймала себя на следующих словах: – Я готова умереть. Правда.

– Ничто на самом деле не готово умереть, – возразила капитан.

Нона прыгнула с разбега, когда грузовик завернул за очередной угол, рассчитала неверно, отскочила от стены здания, как мяч, рухнула перед капитаном и сбила ее с ног, и они обе упали. Нона посмотрела на лицо капитана, на закрытые глаза – лицо казалось очень усталым, но не мертвым, и чуть меньше походило на дольку фрукта, из которого кто-то высосал весь сок.

Нона лежала на спине на натянутом брезенте, и губы Ноны произносили:

– Просто подожди. Просто помоги мне… помоги мне сделать это. Я изменюсь… скоро.

Большие темные пятна все еще кружились в небе, очень тихо на вид, хотя о крыши то и дело что-то громко стучало. Нона наблюдала за ними в тревоге – они закрыли все небо, – но, кажется, их становилось меньше?

Они падали реже?

Нона смотрела в небо. Она почувствовала движение рядом с собой. Капитан смотрела на нее открытыми глазами – нормальными глазами: белки покрыты маленькими красными пятнами там, где лопнули сосуды, радужная оболочка темно-коричневая, обведенная черным кольцом. Одной рукой капитан держалась за шею сзади, как будто там что-то болело.

– Харрохак? – с сомнением спросила капитан.

Нона посмотрела на небо. Она очень устала – или усталость происходила с ней. Чудовищной силы изнеможение поселилось где-то пониже шеи. Трудно было понять, как теперь функционирует тело. Ей пришлось сознательно думать о разных частях тела, чтобы что-то почувствовать.

Она закрыла глаза.

– Нет, – наконец призналась она. – И никогда ею не была.

Иоанн 1:20

Во сне они прорвались через то, что он назвал зоной ресепшена, и вышли в ряд длинных коридоров. Вдоль стен кучами валялись принесенные водой обломки мебели и мусор – и кости, но кости оседали довольно далеко от места, где упали изначально. Кости, целые тела и обрывки тел. Он останавливался рядом с кучами и говорил: «Сраные баррикады» – и гладил края столов и сломанных стульев. Везде виднелись черные жженые пятна, из стен торчали осколки металла и костей. Щербины. Маленькие круглые дыры. По коридору с трудом можно было идти.

Через некоторое время он остановился, и некоторые кости поднялись. Они собрались в сырые неопрятные кучи. Из стен воды вылетали осколки, снова становились идеально белыми и мягко светились в темноте, соединялись в скелеты. Скелеты пробрались мимо него и нее и начали расчищать путь. Довольно медленно, но его это не волновало.

Он сказал: «Мы больше не могли даже приблизиться к политикам, физически или онлайн. Но парня, которым я управлял, еще приглашали везде, так что я тоже пролез. Он был моими глазами и ушами. Никто в тот момент не оспаривал план со сверхсветовыми кораблями, первая волна была на месте и готовилась к финальным международным инспекциям. Они все спорили о нас. Как с нами бороться. Кто должен иметь дело с нами. Мне всегда казалось забавным, что именно я заставляю произносить речи о том, что, по мнению правительства, меня необходимо привлечь к ответственности. Я не возражал».

Он сказал: «Что меня волновало, так это состояние первой волны чертовых кораблей. Я видел результаты проверок, я видел вопросы о логистике второй волны, о том, кто непосредственно поведет корабли отсюда. Все это не выдерживало никакой критики. В своей штаб-квартире мы воображали, что худшее, что придет им в голову, – это выстроить очередную систему с возможностью купить себе привилегии, отправить богатеньких сучек первым рейсом и оставить остальных для второй волны. Ну третьей. Невозможно, чтобы я был таким наивным. Однажды вечером ко мне пришла М, и она выглядела так, будто увидела привидение. Братишка А и ее монахиня были одержимы банковскими операциями и активами, постоянно проверяли все ведомости и расчеты. М сказала: “Я поняла, что они делают. Вычислила их