Джеральд Старк - Заложники Рока

От неожиданности и резкости обращения баронетта послушно замолчала.

— Я правильно понимаю, корона переходит к ней? — этот вопрос Конана был уже обращен к Лайвелу. Рабириец, почтительно поддерживаемый Иллирет ль'Хеллуаной, молча наклонил голову — очевидно, сил говорить у него пока не было. — Это окончательно, законно, никем не оспариваемо? Все, что она отныне скажет и сделает, будет считаться решением королевы?

— Пока нет. Лишь с того момента, когда она примет Венец, а Венец примет ее, — Лайвел произнес это настолько тихо, что Иллирет пришлось повторять его слова в полный голос. — Но она избрана, это вне всякого сомнения. Ты прав: отныне эта девочка — Княгиня Лесов, хотя она еще не прошла положенных испытаний.

— Это не коронация! Это балаган с дешевыми фокусами, скверное трюкачество! — воскликнул Эрманд ди Норонья, багровея лицом. Железная выдержка в этот момент изменила графу, тщательно скрываемое беспокойство прорвалось наружу возмущенным воплем — глава тайной службы разве что ногами не топал: — Девчонка же явно подставная, она из вашей свиты! Напустили зеленых огней, подвесили девице какого-то светляка и хотите убедить нас, что она и есть новая королева Рабиров?! Чистой воды надувательство! Вы все давно решили и сговорились, чтобы…

Привлеченные криками, к дотлевающему в закатном свете костру стягивались люди и рабирийцы. Подошли зингарский тысячник и советник Астарак, за их спинами виднелись фигуры гвардейцев эскорта, с другой стороны выстроились лесные стрелки Йестига. Те и другие были вооружены. Напряжение росло, Норонья продолжал разоряться:

— Неужели вы полагали, что я поверю во всю эту чушь с короной, которая сама выбирает себе короля?!

— Довольно! — прогремел Конан, нависая над конфидентом. — Не ищи себе и своим людям бесполезной смерти, зингарец! Здесь никто никого не обманывает, я клянусь в том всеми богами, короной и честью! А если тебе недостаточно королевского слова, то я не знаю, какие еще доказательства тебя устроят — огненные письмена в небе? Спарра, прикажи своим воинам убрать оружие, и ты, Йестиг, тоже! На этой земле и без того пролито достаточно крови!

— Король Конан все правильно объяснил. Кто не понял, сожгу лично, — мрачно добавил Хасти, появляясь рядом с кострищем — на пальцах его правой руки, вытянутой так, чтобы видно было каждому, плясал трескучий синий огонь. — Мечи в ножны, живо!

Рабирийские стрелки и гвардейцы Спарры нехотя закинули за спину луки и отняли пальцы от рукоятей мечей.

— Так каких тебе еще доказательств, Норонья? — спокойнее, но все еще раздраженно повторил киммериец. — Ритуал, насколько я вижу, проведен, новый претендент на княжение определился, свидетелей тому полно. Желаешь, чтобы ее принародно увенчали короной? Тогда тебе придется подождать здесь, в Забытых Лесах, седмицу-другую. Это, сам понимаешь, не тот вопрос, который решается на ходу. Что еще?

Норонья с силой провел ладонью по лицу, потряс головой, будто отгоняя злое наваждение.

— Что ж… Я даже не спрашиваю, каково будет решение… нового правителя… — последние слова зингарца сочились ядовитейшим сарказмом, но то уже явно была просто попытка «сохранить лицо» напоследок. Попытка, надо сказать, неудачная — не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы заметить, насколько подавлен и расстроен зингарский конфидент. Взяв себя в руки после вспышки неуправляемого гнева, Норонья вновь обрел некое подобие спокойного достоинства, но показное спокойствие стоило ему великих усилий. — Тогда… по крайней мере… хотелось бы знать имя, э-э, новой княгини Забытых Лесов. Ведь у нее же есть имя, не правда ли?

— Ну разумеется, у нее есть имя, — радушно ответствовал правитель Трона Льва, приобнимая за плечи потрясенную до немоты девушку. — Баронетта, граф, позвольте представить вас друг другу: его светлость граф Эрманд ди Норонья, верный цепной пес и недреманное око тайной службы Чабелы Зингарской — Айлэ диа Монброн, баронетта Танасульская. Ба, что это с вами, граф? Вы так побледнели…

— Айлэ Монброн, — оцепенело повторил ди Норонья. — С которой ваш наследник…

— Помолвлен, — подхватил-перебил киммериец самым злорадным тоном, одновременно стискивая пальцы на плече девицы Монброн, дабы та не вздумала сболтнуть лишнего — от радости, к примеру, или от изумления — а Коннахару посылая убийственный взгляд. — Именно так, любезный граф. Она его невеста. Вы удивлены? Напрасно. Дети молоды, хороши собой, у них много общего…

— Что-то Кордава пока что не получала извещения о предстоящем браке, — слабо вякнул Астарак. Могучий Коррандо Спарра в полнейшем недоумении только хлопал глазами — бравый тысячник был несомненным героем во всем, что касалось воинской тактики и стратегии, но сущий младенец в тонкой науке плетения интриг.

— Только что получила, — отрезал Аквилонец, совершенно невежливо поворачиваясь к въедливому дипломату спиной. — Месьор Спарра, я полагаю необходимым в честь удачного завершения наших переговоров разогнать ваш вооруженный эскорт и выкатить из погребов бочку доброго вина. Йестиг, твоих стрелков это тоже касается. Возражения не принимаются, предмет переговоров считаю закрытым.

— Ваше величество, — тихо сказал Эрманд ди Норонья, бледный как смерть. — Позвольте на пару слов. Свидетели нежелательны.

…Когда аквилонский король и зингарский конфидент удалились на некоторое расстояние от посторонних глаз и ушей, Норонья сказал вполголоса, не глядя на киммерийца:

— С вашего высочайшего позволения, я позволю себе немного пренебречь этикетом…

— Валяй, — легко согласился варвар. Со стороны они, должно быть, представляли занятную парочку: огромный киммериец на полторы головы возвышался над аккуратным шпионом.

Норонья натянуто улыбнулся.

— Ловко вы все это обтяпали, месьоры, — признал он. — Не подкопаться. Обвели, так сказать, вокруг пальца и Чабелу, и старого Норонью, а?

— Да перестань, — поморщился Конан. — Твоя песенка становится нудной: обвели, обтяпали, обставили… медный грошик отняли у дитяти… Можешь ты хоть на мгновение предположить, что кто-то в кои веки сыграл с тобой честно? Проклятье, да я сам не могу опомниться от удивления, что этот их колдовской шарик избрал не кого-нибудь, а эту вздорную девицу. Но уж раз оно так вышло, видать, боги за нас… Ты хотел поговорить со мной наедине. Так говори.

Норонья покачал головой и впервые глянул Конану прямо в глаза.

— Мне кое-что известно, Ваше величество… — начал он.

— Он знает, — проронил киммериец. На берегу озера, после того, как удалился зингарец, они остались вчетвером: одноглазый маг, баронетта Монброн, аквилонский принц и сам Конан. Око Митры скрылось за кромкой леса, но летняя ночь была светла. Вдалеке мерцал кострами палаточный лагерь. Слышен был смех, стук топоров, неумелый струнный перебор. Кто-то завел солдатскую песню, его поддержали другие. — Норонья догадывается, какую роль Коннахар сыграл в истории с Проклятьем. Пока что у него нет доказательств. Но я уверен, он не успокоится, покуда не докопается до истины. Сегодняшний день нанес его безупречной репутации оглушительную оплеуху, а эта порода никогда не прощает обид.