Эпоха Сочувствия Том 1: Балы и бомбы - Святослав Владимирович Макаревский

спутника вещь, когда они выплыли в канал, у берега которого покачивались на воде цветущие бело-розовым кувшинки. – Вы могли бы полицмейстеру рассказать про проблемы в вашем полку. Про то, как кормят гвардию.

– Кормят… – пробормотал тот в ответ. – Не нравится мне это слово. Кормят скот. Хах, а я бы и скотину такой едой постеснялся бы кормить!

Он мрачно усмехнулся.

– Ну да, вы подобрали верное и очень меткое выражение. Для нашей страны люди всегда были скотом, который можно отправить на убой, когда потребуется.

Подпоручик с досадой посмотрел в сторону.

– Народ в нашей стране дремучий, как сольпенгартская тайга! – добавил Джориен. – Все о том и думают, как услужить вышестоящему, как лизнуть сапог…

– Народ в нашей стране не один: есть брезаньцы, селасийцы, беллунцы… Ну, ортезийцы, естественно… – вообще, Дарианна могла и по-другому возразить, более объективно, но вместо этого она высказала первую пришедшую в голову мысль.

– Это они так называют себя, а на деле, все говорят на одном языке – кроме жителей Ортезии, – сказал Джориен. – Разница между ними несуществена.

– Не боитесь всяких агентов, вдруг услышат? – поинтересовалась Дарианна в попытке сменить политическую тему на другую. Почему всем так интересна политика?

– Да откуда они тут возьмутся? Под водой что ли сидят? – фыркнул он, резко опустив весло в воду и подняв брызги. – Залегли на дно? Обычно так говорят про революционеров как раз…

– Вы так вёслами бьёте, как будто действительно под водой кого-то заметили, – улыбнулась она. – Но вы всё-таки расскажите полицмейстеру. Он близко знаком с принцем Илдвигом.

– Да принц Илдвиг даже не наследник, живёт и деньги прожигает, – махнул рукой Джориен, отпустив скрипучее весло. – Напрасно я на него надеялся! Нужно, чтобы правда дошла до самой королевы, если, конечно, не с её ведома и по её приказу полковник Гатторис над несчастными гвардейцами измывается!

– Что, и такое может быть? – совершенно искренне удивилась она. Ей казалось логичным, что монарх должен обеспечить призванных охранять его людей наилучшими условиями для жизни.

– Прибыв в полк, Гатторис сразу сказал: «В полку дурно всё!» – вздохнул Джориен. – И ужесточил дисциплину… Он считал, что гвардейцы слишком… хорошо живут и потому неспособны выполнять воинский долг.

Нет, не верила она, что всё это специально. Королева не могла – не идиотка злобная она же! – сознательно желать зла тем, кто хранит её престол. А Гатторис – просто дурак, не может нормальными методами дисциплину установить… А впрочем, ну её – эту политику!

Когда подпоручик продолжил беседу в том же русле, Дарианна решительно его оборвала.

– Джориен, – настойчиво, с нотками такого, женского каприза в голосе, попросила она. – Неужели нельзя и полчаса обойтись без политических разговоров? Я могу их вести, правда, но не желаю. Тем-то много…

Тот согласно кивнул и извинился.

Лиомелина Одэтис

По огромному регулярному парку и его широким аллеям гулял пришедший со Скалистых и Белых гор ветер, играя её волосами и подолом её зелёно-жёлтого, в узкую полоску, платья. Ветер налетал порывами, с новой и новой силой, он гонял по голубому небу лёгкие воздушные облака и стремился переломить маленький, отделанный кружевом, зонтик от солнца. Лиомелина шла между Энаццо и Мэйфоном Анетро, наслаждаясь тёплой, но ещё не жаркой погодой, а муж развлекал полицмейстера. Приходилось – раз уж они лишили его общества Дарианны…

Бернан Варидэн, Лиомелина призналась себе, в начале вызвал у неё совершенно нерациональное и необоснованное, нелогичное отторжение. Потом, конечно, его подноготная вскрылась – но Лиомелина никак не могла знать заранее!

Полицмейстер был другим. Неприязнь к нему являлась вещью абсолютно закономерной. Самое плохое – он без всякого применения своего дара прекрасно чувствовал, что собеседники его с трудом переносят, и он будто бы наслаждался этой нелюбовью, она питала его, наполняла энергией…

Какой странный человек! Очевидно, сам Антеро Лиомелину и Энаццо не ненавидел и даже не презирал… Скорее, насмехался, считая какими-то неразвитыми и глуповатыми людьми. И супруги всё понимали, однако ничего поделать не могли… Наоборот, злость и раздражение их возрастали, муж её пытался полицмейстера побольнее уколоть и поддеть, при этом стараясь оставаться в рамках приличия.

– А вы в парк, правда, отдыхать пришли или секретную операцию проводите? – спросил Энаццо. – Вдруг, в кустах прячутся революционеры!

– На сегодня никаких покушений не назначено, – миролюбиво ответил Антеро. – Оба предыдущих раза революционеры вели себя вполне последовательно. Я могу не опасаться… К тому же, меня и в списке нет.

– Что, они не считают вас угрозой? – съязвил Энаццо. – Сомневаются, что вы сможете их поймать?

– Вопрос не в том, смогу ли я их поймать, а в том, скольких они успеют убить до того, как я их поймаю, – наставительно произнёс полицмейстер. – Пока жертва только одна… Второе покушение уже обернулось неудачей. И с каждым новым покушением они раскрываются всё больше и больше. Вот, например, когда они убили генерал-губернатора Ортезии… Кстати, как вы относитесь к их деятельности? – внезапно спросил он.

Нет, вынюхивает он что-то, вынюхивает… Лиомелина не верила, что Мэйфон Антеро эти вопросы из любопытства задаёт.

– Не одобряю, – честно ответил Энаццо. – Но не потому, что я боюсь, что вы привлечёте меня…

– Конечно-конечно, тем более, я, как человек адекватный, не привлекаю ни за что … – вставил Антеро.

– Потому что мы вообще выступаем против насилия.

– Это очень хорошо, – одобрительно кивнул полицмейстер и тут же добавил. – Для государства. Потому что теперь мы знаем: от вас решительных действий ждать не стоит.

– «Решительный» и «насильственный» – это не синонимы, – мрачно поправил его Энаццо. А его сильно уязвила ремарка Антеро!

– Если боишься запачкать руки, если боишься к грязи прикоснуться, то никакое дело до конца не доведёшь, – убеждённо заявил полицмейстер.

– Одно дело – руки запачкать, а другое дело – всем с головой в грязь окунуться – так, что потом не отмоешься, – поморщился муж.

– А кто вы по профессии, если не секрет? – весело осведомился Антеро. – Вы насколько часто с грязью соприкасаетесь?

«Мы соприкасаемся с нею прямо сейчас» – так и подмывало ответить Лиомелину.

– Я адвокат, – сказал муж.

– Ах, адвокат! – всплеснул руками полицмейстер. – Не приходилось ли вам защищать в суде преступников?

– Некоторым людям я отказывал, – признался Энаццо. – Но, послушайте, вам это так важно?

– Пытаюсь ближе узнать вас… Представителей… класса интеллектуалов, если можно так выразиться. Работники умственного труда, жертвы длительных раздумий о судьбах отечества.

– А вы, прошу прощения, не пробовали себя в цирке? – Энаццо решил, что и сам может говорить более жёстко.

Муж не прогадал – полицмейстер обижаться не стал, а, наоборот, рассмеялся.

– Друг принца, который потешает людей за деньги… Это, знаете ли,