Злейшие пороки - Хлоя Гонг

– Он справедливый, – тихо произносит Калла.

– И при всей своей справедливости он согласился с тем, что мои родители должны умереть. И был готов умалчивать об этом вечно, лишь бы остаться драгоценным наследником Каса. Калла, он знал.

Нестерпимое жжение в груди возникает внезапно, она его не ожидала. По крайней мере, Антону известно, кого винить за то, что у него отняли семью. Калла почти жалеет, что не может по его примеру проследить цепочку виновников до Августа, принять как данность неоспоримую причину пошире раскинуть свои бритвенно-острые сети. Затаивать личные обиды ей удается прекрасно. Гораздо лучше, чем судить других с их обидами и определять, какой справедливости они заслуживают, потому что Калла никогда не была ни терпимым человеком, ни беспристрастным судьей.

Как только она начнет выносить приговор, остановиться будет трудно.

– Сочувствую, – шепчет она.

– Незачем. Мне не нужно это от тебя.

– Тогда что же тебе нужно? – вопрос звучит сипло. – Хочешь, чтобы я вела против него войну, да?

Антон ерзает, привстает выше на коленях. Его ладони подняты по обе стороны от ее бедер, но ее он не касается. Руки словно зависли в ритуальной молитве.

– Ты единственный человек в этом королевстве, который способен на такое. Сань-Эр поддержит того, кого всегда причислял к законным претендентам на престол. Мои мать с отцом погибли, пытаясь действовать иначе. – У него срывается голос. – Ты чувствуешь города-близнецы точно так же, как я, а мои родители попались потому, что не сумели заручиться поддержкой масс, если не считать революционных групп и храмовых сообществ. Население королевства по-прежнему верит, что в их правителях есть что-то хорошее. Верит, что у небес была причина выбрать в правители именно этот, а не какой-нибудь другой род. Если у Августа и найдется соперник, способный в конце концов одержать верх, так это ты. При этом ты спасла бы королевство от него.

Калла смотрит вверх. Лампа мигает.

– Во время игр я тоже считала себя спасительницей королевства, – признается она. Считала так долгие годы тренировок в квартирке на первом этаже, с купленным на черном рынке тупым мечом. – И посмотри, чем все закончилось.

Кровью Антона, растекающейся по арене. Громкоговорителями, упоенно вещающими о его смерти.

– Необязательно на этот раз все будет так же. Дело было еще и в Августе, который стравил нас одного с другим.

– Дело было в нас, Антон, – говорит Калла. После арены она забыла о том, каким праведным ее гнев был раньше. Ей хотелось справедливого финала. Короли, виновные в ее страданиях, должны были умереть, и этого достаточно.

Но у нее нет ни имени, ни предыстории – нет ничего, кроме знания, что когда-то она потерялась на улицах городка в глухой провинции. Разумеется, кровь трех королевских особ – лишь условная плата.

– Калла…

– Я выбрала гнев, – шипит она. – А ты – Отту. Эти решения неравноценны.

– И это все? – спрашивает Антон. Только теперь он опускает руки и прикасается к ней. У нее екает в животе, но она старается не выдать этого. – Потребности меняются. Я ошибся в выборе. И делаю его снова.

Эти слова ее не убеждают. Скрипя зубами, Калла проводит ладонью по волосам Антона, сгребает в горсть пряди и тянет так сильно, что у него запрокидывается голова. Трепет удовольствия проходит вниз по ее спине. Ей нравится видеть, как он морщится. Нравятся вспышки боли, от которых темнеют его глаза. Она видела Антона во множестве разных тел, но никогда еще его мимика не отражала настолько точно каждую мысль, как сейчас.

– Откуда мне знать, что ты не врешь? – спрашивает она. – Сейчас ты, наверное, готов сказать что угодно, лишь бы избежать наказания, которое приготовил нам Август.

Антон Макуса знает, кто он такой. А Калла не помнит, кем она была сначала.

– Врать я бы не стал. – Он позволяет ей тянуть его за волосы. Подставляет ей открытое горло, гладкое и чистое при свете лампы. – Если надо, я поклянусь тебе в верности прямо здесь. С этого момента я твой последователь. Твой приверженец. Кто бы тебе ни понадобился, как моей правительнице или моему божеству.

Его заявление плюхается в атмосферу комнаты тяжело, как слиток в воду. Страшное обещание. Прекрасное обещание.

– Не стоило тебе это предлагать, – мягко отзывается Калла. – Я никогда не смогу откликнуться на все твои молитвы.

– На все и не нужно. Достаточно одной.

Антон порывается встать. И как только меняет позу, Калла с силой толкает и опрокидывает его. Антон или застигнут врасплох, или позволяет ей выплеснуть на него подавленную ярость. И застывает потому, что к такому не был готов, увидев, как она подползает по полу к нему, или же по своей воле остается на месте.

Калла сама не знает, какой реакции пытается добиться от него. К его лицу она тянется ласково, чего от себя не ожидала. С каждым движением ее волосы падают завесой по обе стороны от них обоих. Антон неотрывно смотрит на нее снизу вверх. В его глазах – несомненная жажда, но Калла не может определить, чего он жаждет, ее или власти.

А может, для него это одно и то же.

– Калла… – шепчет он. И медленно-медленно прижимается губами к ее шее. Она вздыхает. – Я знаю, это в твоих силах. – Теперь очередь впадинки у ключицы. – Брось Августу вызов. – И еще ниже, к краю воротника.

– Ты понимаешь, о чем просишь? – спрашивает она. Он на ощупь находит пуговицы ее рубашки. И начинает расстегивать их одну за другой. – Это будет война.

– А может, кому-нибудь как раз пора пойти войной против рода Шэньчжи.

Он дергает молнию у нее спереди. Кожаные штаны расстегиваются с трудом, Калла отстраняется, садится на колени. Антон пытается подняться следом, но она не дает ему. Впивается в него взглядом.

– Предыдущая гражданская война, – говорит она, расстегивая молнии в боковых швах до тех пор, пока штаны не превращаются в два лоскута, которые она отбрасывает в сторону, – разорила королевство. Синоа Толэйми была вычеркнута из истории.

– И все же, – Антон ловит ее руки, прежде чем она касается его торса, – она дожила до новых времен. Ты выглядишь ее точной копией. Она возродилась.

Калла усмехается:

– Возродилась, только чтобы уступить свое место ребенку из провинции. Нечего сказать, великая королева.

– Но разве тебе не хочется стать лучше? – Антон садится, удерживая ее руки перед собой.