Либеллофобия - Н. Мар

пальцы, сложенные необычным образом. — О, как я жалею, что не попытался раньше! Если б только знал, что ты… каким-то чудом…

Кто-то снизу ответил другим странным жестом, и папа скомандовал:

— На счёт «три» я перемещаюсь к выходу, а ты на моё место. Одновременно! Поняла?

Мы переместились. По новому сигналу где-то внизу пленники задвигались тоже, и нам удалось выйти в коридор. Так, чередуя углы и позы, добрались к лестнице. Спустились вдвоём. На пятом этаже папа снова прикладывал пальцы к стёклам, и другие пленники передавали друг другу маршрут. Мы считали шаги и крутились по коридорам, пока не преодолели ещё этаж. Так в ритме вальса целая тюрьма пробиралась к выходу. Нам сигналили, мы отвечали. С каждым циклом кто-то оказывался на свободе. Чем меньше пленников оставалось, тем чаще приходилось возвращаться туда, где мы уже проходили, чтобы сохранять баланс эквилибринта

На выходе с четвёртого этажа нам явилась я. Такая живая! Бежала навстречу, к лестнице. Последний кадр, запечатлённый экранами.

— Эмбер, ты куда! — испугался папа.

— Это не я!

— Эмбер, стой, где стоишь!

Пол накренился так сильно, что мы соскользнули, растопырив руки по стенам. Чуть не упали. Тюрьма качнулась обратно и выровнялась, но голова ещё кружилась.

— Всё хорошо, детка. Давай передохнём, хочешь?

— Нет! Здесь нельзя долго сидеть. Пожалуйста, пойдём, пап…

Я боялась новых призраков. Мы были на третьем, когда кто-то с краю передал, что видел гексы. Бритц возвращался. В эквилибринте оставались четверо. Через минуту вышел третий и готовился второй. Папа посигналил. Но не дал команды перестроиться, а послал ещё сигнал.

— Пап?

— Стой! Сработал датчик загрязнений. Мы наследили на стёклах, и система запустила бота.

Я глянула сквозь пол наискосок, на шчера, который уже должен был выйти. В его камере ползал чистильщик. Шчеру приходилось перемещаться по комнате, соблюдая баланс. Он не мог даже приблизиться к боту, не опрокинув тюрьму. Мы теряли время.

— Выйти может только один, Эмбер.

— Да нет же! Мы почти на свободе!

— Послушай меня! — рявкнул папа. — Шчер со второго этажа в ловушке. Из-за него нам вдвоём не покинуть здание. По моему сигналу ты спустишься одна и выйдешь.

— С тобой!

— Нет! Эмбер, эзеры с минуты на минуту обнаружат побег. Сюда ворвутся надзиратели.

— У меня есть нейтрокль.

— Один нейтрокль? Нас запытают насмерть! Ты хоть понимаешь, на что способен Бритц? Ты же видела!

Свобода была слишком близко, чтобы смириться. О чём он говорил, что за чушь!

— Не пойду без тебя.

— Я счастлив уже тем, что ты жива, — взмолился папа. — И тем, что уберёг Тритеофрен. Я выполнил свою миссию, пожалуйста, иди. Пожалуйста. Иди.

— Пап, — у меня сел голос. — Пап, прости за то, что я сейчас попрошу. Мне… нужно знать, где твоя часть прибора.

— Что? Уходи скорей, говорю тебе!

— Маги покидают Урьюи.

— Это ложь, Эмбер!

— Это правда!

— Зачем тебе Тритеофрен?

Каждое слово резало мне язык:

— Я хочу отдать его Бритцу.

— Хочешь… что? Я… — Папа стал белее Алебастро и прозрачнее его света. — Нет, я потерял рассудок… этого не может быть. Что он с тобой сделал? Сломал? Внушил? Гипнотизировал?

— Маги покидают Урьюи, — повторила я. — Уже все знают, даже партизаны. Я видела контракт, вот этими глазами видела: лига флибустьеров перевозит магов контрабандой на Алливею. У нас больше нет защиты, пап, у нас нет шансов!

Он съехал по стеклу, убитый. Мной. Лично мной.

— Ты за этим пришла?

— Нет! — эквилибринт шатался, до того меня затрясло. — Папа, я люблю тебя, одного на свете люблю, ты же один у меня остался, самый родной, самый… Как же ты не понимаешь… Альда Хокс улетела собирать армию. Она разнесёт Урьюи! Сажей покроет, как Кармин!

— Замолчи, я слышал это миллион раз от Бритца!

— Но это правда! Тритеофрен сохранит наш дом!

— Бритц заберёт его себе!

— Он сохранит жизни!

У меня застучали зубы. Четыре гекса тормозили рядом с гломеридой Бритца. Папин взгляд стал безжизненным и тусклым.

— Ты изменилась, Эмбер, — произнёс он потусторонне. — Раньше ты на меня не кричала. Повзрослела…

— Нет. Повидала много дерьма, пап.

Он не ответил и начал превращаться. Через силу, туго и тяжело. Эквилибринт качался. Папа занял почти весь коридор зеркальным брюхом. Осторожно приподнял хитиновую элитру — грудную лопасть, прикрывающую лёгкие — и выскреб осколок. Треть ключа к Урьюи упала к моим ногам.

— Я думал так: не получив желаемого, Бритц меня убьёт и своими же руками уничтожит прибор.

— Но он не убил, — я взяла проклятый осколок.

— В твоих словах симптомы страшного отравления, — предостерёг папа. — Опасные молекулы, атомы токсинов, которые ты пока не чуешь. Поклянись мне, Эмбер, что выполнишь мою последнюю просьбу.

— Клянусь, — разумеется, ответила я.

— Ты убьёшь Кайнорта Бритца. Тогда я не прокляну нас за то, что мы отдали эзерам Урьюи.

Я перехватила его взгляд на нейтрокле.

— Да, пап. Клянусь.

— Он победил, но не пожнёт своей победы. Всё, за что боролся, раздерут другие. Он не возьмёт Урьюи задёшево. Жизнь моей семьи стоила целой планеты, Эмбер, вот как я вас любил! Чужие дети будут глядеть на солнце, чужие матери возьмут их на руки. А как же Чиджи? Как же моя Амайя?..

— Но если хоть одна лишняя семья шчеров выживет, — так не хотелось цитировать его, но это была сто тысяч раз правда, — значит, Чиджи с мамой погибли не зря.

— Замолчи. Замолчи! Я миллион дней здесь об этом думал, Эмбер! Я знаю, чувствую, что ты права, но прав и я! И даже… он, измучивший меня этой правдой! Но знаешь, что? Такие мысли приходят только проигравшим! Нет, раз проиграли мы, то и он проиграет. Пообещай, что избавишь Урьюи от этого ублюдка. Пообещай.

— Обещаю.

— Иди. Ты уже на другой стороне вселенной от меня, Эмбер, — смирился он. — Иди! Меня не тронут, я ведь не сбежал.

Эквилибринт сотрясли вибрации: эзеры заподозрили неладное. Я так хотела обнять папу… но не могла пересечь комнату, не обрушив всё. Второй этаж. Шчер за стеклом взмок, ползая вдоль стен от бота-чистильщика. Он мог ошибиться в любую секунду. Лестница. Выход. Охрана и стрекоза летели к тюрьме, но мне удалось