Океан и Архитектор - Габриэль Коста

мы заметили их у насекомых и оборотней. Вот мы думаем: «Точка, точка»… А если я себе на лбу набью венец, это же не значит, что у меня есть костер. Да тот же Илай ходил с татуировками по всему телу, и хоть бы кто слово сказал. – Тут Сина открыла рот. – Посмотри на мою татуировку. Каков ее размер?

– Огромные, на всю спину, крылья, перья… – прошептала подруга.

– Вот. А у Гилема на лице, шее и немного на плечах. Мы можем два-три раза ими воспользоваться – и все, падаем без сознания. А теперь посмотри на Кайла. Его просто с ног не свалить, хотя татуировка размером с мою. Редлай – что-то среднее. А твоя татуировка после использования почти не исчезла. Вот и остаются одни вопросы… А что, если есть татуировки маленькие, но содержащие в себе огромное количество пламени?

– У Саргона какие-то до смешного малюсенькие часы на спине…

– Вот именно. Представь, если чей-то костер всего лишь на полсантиметра больше стандартной точки, а силы в ней… Как от богов? – продолжила мысль Риса.

– Но пожар-то уже не скрыть? – Сина задала вопрос.

– Это вопрос открытый… Но давай мыться, иначе мы никогда отсюда не уберемся…

Тем временем на мужской половине купальни творился хаос. Немного расслабившись после очередной смертельной опасности, парни решили подраться и пообливаться водой. Все, кроме Азеля. Он снял себя одежду и положил на скамейку. Скучающим взглядом дипломат изучал чистый комплект без знаков защиты от жары пустыни, который им за плату также предоставили местные жители. Он посмотрел на свое отражение в чистой воде в невысокой бочке и обреченно выдохнул. Азель схватился за ее края, вылил все содержимое на голову и застыл, как статуя, позволяя воде смыть хоть часть его неудач. Он взял щетку, поставил ногу на скамейку и начал тереть кожу. Пока Редлай пытался придушить Гилема и Кайл с Илаем оттаскивали оборотня от книгописца, Азель посмотрел на свою татуировку и прекратил двигать рукой. Он прищурился и поскреб ее ногтем. Дипломат оглянулся. Айон наблюдал за битвой, не обращая на него внимания.

– Хм, надо бы обновить… – прошептал он еле слышно.

Спустя час они наконец-то смогли привести себя в порядок, при этом даже не поубивав друг друга. Азель уже и не надеялся, что они вернутся на корабль в том же составе, в каком прибыли в деревню. Редлай под конец связал Гилема, чтобы спокойно помыться, а лишь после освободил его. Так как их одежда даже со знаками Марил истрепалась, они решили ее выбросить. А в новой, обычной, жара и духота тут же схватили Кайла за горло так, что он побежал на корабль, никого не дожидаясь. Из вещей уцелели только шпага дипломата и рунка Сины. Даже компас чистых вод куда-то подевался. Извиняться было не перед кем, поэтому они оставили это на совести Дэвлина. Айон смотрел, как Редлай поднимал с помощью лиан трап, а Кайл с Азелем расправляли паруса для видимости. Они еще старались скрывать свои силы от посторонних, хотя Непотопляемый уже направил судно по заданному Гилемом курсу.

Метеор встретил их не так радостно, как ожидал принц. Они отсутствовали несколько дней, и птица попросту не успела соскучиться.

– Как ты тут без нас? – Айон погладил его по голове.

– Не устал? – спросила у принца Риса.

– Кажется, я сейчас усну прямо здесь, – ответил ей измученный принц. – Мы идем есть и спать?

– Да. Кайл поест с нами и будет спать… на носу корабля, мы не смогли его переспорить. После отдыха обсудим точное направление, – Риса зевнула. – Идешь?

– Ага! – обрадовался Айон.

Кайл не стал с ними обедать. Он так соскучился по океану, ветру в лицо и кораблю, что, захватив с собой всего и побольше, сбежал к гальюнной фигуре. Даже принц не попытался его остановить или пойти с ним вместе. У Непотопляемого какие-то особые отношения с Великим Океаном.

Они быстро пообедали, уже без драк – из-за усталости, и разбрелись по каютам и койкам. Айон даже не заметил, как уснул.

Кайл же сидел на гальюнной фигуре, свесив ноги по обе стороны, и ел какие-то ужасно кислые ягоды. Транс позволял ему не погружаться в глубокий сон, а лишь дремать. Это также помогало вести корабль, не сбиваясь с нужного курса. Однако теперь он мог не беспокоиться даже об этом. Кайл посмотрел вниз, как форштевень разрезает небольшие волны. Это гипнотизировало его. Он, как никто другой, радовался их отъезду с материка Вечных Пустынь. Кайл оглянулся на удаляющиеся пески и вернул внимание к горизонту и услышал:

– Мой господин, я направляю бриг к четвертому материку.

– Хорошо… – прошептал Кайл.

* * *

Илай без единой мысли в голове лежал и смотрел на чистое синее небо. В зубах он держал колос и то просыпался, то вновь засыпал под ласкающим солнцем. Давно он не чувствовал такого спокойствия. Илай со страхом признавал, что не ощущал той романтики от путешествия со вступления на службу на «Золотом драконе», как остальная команда. Он любил Айона и всем сердцем хотел спасти его, но жизнь готовила совсем к другому. Он сомневался даже в выборе профессии матроса, не то что отправляться спасать мир. Но Сина никогда на свете не оставит принца без помощи, а он, в свою очередь, не оставит ее. Отец когда-то уговорил пойти на службу, он и нищета. Их семья занималась выращиванием овощей и фруктов. Однако этого было недостаточно. Гилем, его лучший друг, сам собирался идти на службу в матросы книгописцем. Так они и оказались посреди океана в полной неизвестности. Илай часто раздумывал о своей судьбе, сравнивал ее с сапогами не по размеру. Он положил руку на грудь и хмыкнул.

Илай и подумать не мог, что все обернется именно так. Он знал, почти верил в то, что лишь особенным людям уготована уникальная судьба или миссия. Его девушка – дочь самого Короля Сорокатысячи Ног и солнцеподобной, а он – сын стража Леи и солнцеподобного. Айон нес в себе сильнейшую искру архитектора, Кайл поднимал корабли со дна, а Редлай – продолжение Древа Жизни. Команда собралась уникальная. Он уже не сомневался, что и Гилем, и Азель, и Риса тоже скрывали в себе еще какие-то непостижимые силы.

Эмоции переполняли Илая. Он поднялся и посмотрел по сторонам. Вместо тесной каюты – луг посреди редкого леса. Илай поморгал, потер глаза руками. Почему-то наличие неба над головой совсем не смущало его мгновение назад. Он соскучился по природе первого материка, чувствовал с ней какое-то родство.