Хроники Великих Магов. Абрамелин - Алексей Евгеньевич Аберемко

святого Георга. Здесь же находилась и латинская школа, войти в которую можно было через главный вход с улицы святой Варары Илипольской. Настроение было отвратительным. У городской стены, там, где к ней примыкала улица Кожевенников, шёл нескончаемый ремонт городской стены, тяжёлыми телегами из мостовой выбило несколько камней. Когда таял снег и разлились сточные канавы, ямка наполнилась продуктами жизнедеятельности горожан. Вот в эту ловушку и шагнула нога Генриха. Теперь ноге было холодно, а вокруг распространялся характерный запах.

Мужчине уже минул тридцать первый год. Роста он был среднего. Телосложение не то чтобы грузное, но какое-то рыхлое. Покатые плечи, тонкая шея и уже наметившееся брюшко не позволяли заподозрить мужчину в склонности к физическому труду или ратным забавам. Балахон белой монашеской рясы, подпоясанный кожаным ремнем, скрывал недостатки фигуры. Хотя Генрих не давал обет и официально монахом не был, тонзуру на голове выстриг. Она скрывала раннюю лысину. Школу Генрих уже закончил, но уходить было некуда. Родители умерли. Брат Карл не выдержал конкуренции с крупными компаниями в уже повсеместно называемом на флорентийский манер банковском деле, разорился и спился. Он скончался прошедшей зимой, замёрзнув на пороге заложенного за долги дома. Благо, что семьёй обзавестись не успел. Ещё задолго до того хозяин лавки Гельмут Ланг, к дочке которого Карл сватался, узнал о бедственном состоянии будущего зятя. Он внес щедрое пожертвование в Церковь Святого Георга и, заручившись одобрением Преподобного Йохима Риттера, расторг помолвку.

Так и остался Генрих Крамер у доминиканцев и не монахом, и не вольнонаёмным, а так, терциарием27, вольным послушником, продающим индульгенции и выполняющим другие идущие на пользу ордену поручения. Будучи прилежным учеником, Генрих мечтал передавать свои знания будущим поколениям и не раз подавал прошения о назначении его младшим преподавателем теологии в латинскую школу. Преподавателей не хватало, и ему вначале охотно давали часы и в латинской и в воскресной школах. Однако, по какой-то неизвестной Крамеру причине, уроков становилось все меньше и меньше.

Сдав брату–келарю28 опечатанную печатью приора29 деревянную сумму для сбора оплаты за индульгенции, Генрих прошел мимо приятно пахнущей предобеденными ароматами столовой. Пост закончился, и хотя монахов особо не баловали кулинарными изысками, на кашу со шкварками, а то и на колбаски, можно было рассчитывать. На второй, лекционный этаж латинской школы, вела широкая лестница из холла главного входа. На третий этаж, где находились помещения живущих при школе монахов, преподавателей и послушников нужно было подниматься по узкой каменной лестнице, освещаемой бойницами в стене. Генрих хотел ещё поваляться часок на жёсткой скамье кельи перед ноной30. Мечтам сбыться было не суждено. Как раз в тот момент, когда продавец индульгенций снял серый шаперон31 с пелериной (погода стояла еще довольно прохладная) и остался в рясе, в келью без стука ворвался брат Николас:

– Брат Генрих! Тебя срочно вызывает отец Фарамонт, – выпалил он не утруждая себя приветствием. Потом повел носом, – ну у тебя и воняет. Поторопись, приор уже два раза тобой интересовался, – добавил Николас, закрывая за собой дверь и удаляясь быстрым шагом.

Брат Николас, молодой монах, ещё недавно бывший служкой в церкви, перешёл в Орден Святого Доминика. Обучался в школе вместе со всеми, но при любом удобном случае старался попасть на глаза местному приору Ордена – отцу Фарамонту. За мелкую мзду и подхалимаж выпрашивал у брата – келаря работу в кабинете преподобного начальства. Не гнушался никакими поручениями. Убирал, прислуживал за столом, готовил компрессы для больных суставов приора. Занимался и более интеллектуальной работой: переписывал тексты, составлял под диктовку документы. Так как мальчик был грамотный и аккуратный, вскоре Николас стал незаменим и приобрел статус секретаря приората. Пользуясь покровительством отца Фарамонта, к остальной братии секретарь относился как к сословию низшему, подчинённому. Разговаривал грубо, свысока. Двигался быстро, показывая, как у него много дел и мало времени. В подтверждение этому в руках секретаря постоянно был какой-нибудь свиток. Создавалось впечатление, что к тебе он забежал по пути, выполняя более важное по сравнению с тобой задание.

Делать было нечего. Кряхтя как старый дед, Генрих размотал обмотки с замёрзших ног. В кельях окна были узкие и не застекленные. На зиму их просто закрывали специальной деревянной вставкой. Приходилось выбирать, или свет, или тепло. Монах встал на табурет и попытался вывесить грязные обмотки за окно, прижав заслонкой, но нога соскользнула. Тряпки сверглись вниз снаружи, Генрих с табурета – внутри, подобно падшему ангелу. Такое высокое сравнение пришло мужчине в голову уже во время полёта. «Наверное, Вельзевул тоже вонял, когда падал, – пришла в голову не достойная служителя веры мысль, – за то и сбросили». Поднявшись с пола, Генрих ополоснул грязную ногу и испачканный табурет водой из кувшина, снова завязал тесемки сандалий. Ходить в башмаках по городу не позволял дух святого Доминика, исповедавшего отречение от земных удобств, а совсем в одних сандалиях было очень холодно. Вообще-то, как считал Генрих, самоотречение было более присуще духу святого Франциска, но приор считал, что и для доминиканцев оно, самоотречение, будет не лишним.

В окно влетела привлечённая запахом первая весенняя муха, села на ногу. Монах тряхнул стопой. Муха пыталась взлететь, но запуталась в складках рясы и стала ползать в поисках выхода. Пройдя тёмным коридором, Генрих поднялся по винтовой лестнице в мансарду, совмещённую с башней, где и находились небольшая часовня и кабинет приора. Башня по уровню была выше мансарды, что подчеркивало превалирующее положение главного монаха. Преодолев несколько широких ступеней, посетитель через обширную арку без дверей, сначала попадал в полукруглую библиотеку с высоченными книжными шкафами, поставленными между узкими бойницами окон башни. Перед шкафами стояла передвижная лестница-стремянка для доступа к верхним полкам. В библиотеке перед кабинетом за высоким столом-кафедрой с многочисленными ящичками для канцелярских принадлежностей уже стоял брат Николас и усердно скрипел пером по пергаменту. Стол был завален всякого рода свитками и раскрытыми книгами, что должно было подчеркивать огромную занятость работающего. За ближайшим шкафом Генрих усмотрел высокий табурет с положенными на него двумя толстыми фолиантами. Было понятно, что когда никто не видит, секретарь на них присаживается, давая отдых ногам. Николас не поднимая головы, указал вошедшему на дверь в кабинет. Генрих вошел.

Кабинет был обставлен скупо, однако мебель была добротная, сделанная искусными мастерами. Слева возле высокого узкого окна стояла кафедра для чтения с раскрытой книгой. На стене напротив висело распятие в пол человеческих роста. По обе стороны кафедры располагались подсвечники для чтения в тёмное время. Справа находился секретер, побольше, чем