Сага о халруджи - Вера Александровна Петрук

Слезу катились по щекам Элджерона давно, но он будто не замечал их. Регарди же понял, что бардак в голове отца был еще хуже, чем в его собственной.

— У тебя есть еще один сын, — хрипло произнес Арлинг, выпрямляясь ближе к свету. Повязку с глаз он снял еще в Баракате. У него отросли волосы, которые он собирал в короткий хвост, лицо прорезали морщины, выжженные сикелийским солнцем, лоб и правую бровь рассекал старый шрам, нос давно сломан, еще один шрам жил на подбородке, хрящ левого уха изменен из-за давнего перелома. Он не знал, что в нем осталось от внешности молодого Арлинга, возможно, цвет глаз, а может, тот Арлинг уже давно умер.

— Нет, — покачал головой бывший Канцлер. — Теперь у меня только мои девочки, и я буду беречь их больше всего на свете. Сына больше нет.

Арлинг хотел спросить, как же насчет того, первого, но вдруг понял, что нужно остановиться. Он ведь пришел сюда за иллюзиями.

— Ты давно живешь, мудр и опытен, — сказал он после паузы, в течение которой сражался с голосом, который вдруг отказался повиноваться. — Где мне найти Богиню Грез?

— Грезам предаются люди, которые не нашли места в жизни, — ответил Элджерон Регарди, почему-то не удивившись вопросу. — Ты не стар, у тебя еще есть шанс найти свое.

Арлинг должен был попытаться, и он это сделал. Ком в горле прошел, прошлое, сжавшее ледяные пальцы на сердце, тоже успокоилось, решив его отпустить. Можно было не тревожить старика, он ведь и сам знал, что делать.

Регарди уже собирался уходить, когда отец его окликнул:

— Я не успел дать этот совет сыну, но, возможно, он пригодится тебе. Есть четыре истины, которые помогают найти место в жизни и преодолеть иллюзии. Тебе нужен путь, с помощью которого возвращаются к основам и возрождают начала. Долг — то, с помощью чего совершаются дела и устанавливаются заслуги. У тебя должен быть план — с его помощью ты избежишь ущерба и добьёшься выгоды. И еще нужна суть — то, с помощью чего ты сохранишь достигнутое. Если в действиях не согласовываться с путем, а в поступках не согласовываться с долгом, то пусть, кто и занимает высокое положение, беда непременно настигнет его.

Арлинг не стал спрашивать, имел ли в виду бывший Канцлер себя или кого другого, но слова ему понравились.

— Я должен был сказать эти слова своему Арлингу, — произнес старик. — Он всегда жил в иллюзиях. Мой мальчик умер таким молодым, ему было всего шестнадцать.

Как и мне тогда, подумал Регарди и, поцеловав старика в лоб, вышел из дома.

Постоял какое-то время под открытым небом, пытаясь слушать звезды. Тучи рассеялись, забрав с собой снег, ветер и запах крови. Пахло рассветом и надеждой. Арлинг опустился на колени и, зачерпнув снежной крупы, отер ею лицо. Сзади послышались шаги Хамны, скрипящие по свежему зимнему покрову, но наемница подошла к нему не одна. Самая хитрая из вырвавшихся на свободу сагуро уже была здесь, дышала ему в затылок. Возможно, он успеет, и император сохранит свой рассудок для Арлинга. Начиналась последняя септория Регарди. На розовый снег упали красные капли — амулет с глазом Видящей напился его крови в очередной раз. Ему хотелось надеяться, что в последний.

— Пойдем, — позвал он Хамну и протянул ей руку. — Без твоей помощи не обойтись. Пожалуйста, не спрашивай меня ни о чем. Просто так надо.

Акация оглянулась на дом с заснувшими людьми, на конюшню, где отдыхали кони, зовущие обратно в дорогу, посмотрела на холм, за которым лежали горы трупов и откуда уже слышался вой волков. До весны те мертвецы не долежат. Потом кивнула. По его тону она почувствовала, что таких просьб больше не будет.

Тело сопротивлялось каждому движению. Куда легче было отправить его в бой, чем погрузить в мирную жизнь. Регарди привел Хамну в крайний дом поселения — на всякий случай подальше от выживших. Крепкая усадьба с дворовыми постройками, просторным домом и даже собственной мельницей. Арлинг мог бы поселиться в нем с Магдой там, в его воображаемом мире.

Открыв калитку, они немного постояли, поливаемые золотисто-розовыми лучами зимнего солнца, и каждый думал о своем упущенном счастье.

Затем Регарди принес дров и воды, а Хамна нашла в сундуках платье для себя и костюм для него. Парадная одежда была почти не тронута — хозяева явно больше времени проводили в трудах и заботах, чем на праздниках. Топить баню полностью было долго, и они обошлись тем, что растопили в ней печь и слегка подогрели воду. На этот раз Хамна его не стеснялись. Оба помылись в одном помещении, быстро и по-деловому. Подгоняли холод и септория, которая к тому времени захватила и Хамну. Уже привычно наемница перевязала ему руку, помогла застегнуть пуговицы на кафтане, повязать шейный платок. Арлинг затянул ей корсет и пояс, помог уложить волосы парика, который Хамна нашла в вещах хозяйки и решила использовать для образа. Оружие оба сложили на лавке у порога, рискнув провести септорию без него.

Дом согревала огромная печь, на которой также и готовили. Ни Арлинг, ни Хамна опыта в приготовлении пищи таким образом не имели, но решили импровизировать. Сходив в погреб, Арлинг нашел муку, соль и пшено, на кухне припасы тоже имелись, но успели замерзнуть. Хамна обнаружила свечи и две масляные лампы, украсив их светом оживший дом. Стало тепло, но только снаружи — внутри Арлинга по-прежнему царил холод. И страх — ему казалось, что он делает что-то не так.

Решили сварить кашу и налепить простых лепешек на воде с солью — то, чему научила их походная жизнь. Готовили молча и сосредоточенно, слушая тихое морозное утро и далекий вой волков, которые, нажравшись мертвечины, когда-нибудь заглянут и к живым людям. Вместо чая заварили в котелке листья смородины и малины — то, что нашли в припасах на кухне и что замерзнуть не могло. Кучеярка долго недовольно нюхала варево, потом добавила в их «чай» семена укропа и щепотку перца с куркумой. Хозяйка специи явно любила, за что Хамна помянула ее добрым словом. Они не знали живы ли владельцы, остались ли за курганом или умерли уже в поселке. В любом случае прежней жизнь в этом доме уже не будет.

Одежда была Арлингу мала, и